Рената Башарова "Яма. 100 лет спустя"

[Маруся]

Мне уже совсем не смешно

Вечерело. В пабе прибывала и прибывала публика, но того, кого я так сильно ждала, все не было. Девчонки сновали туда-сюда, Мария еле успевала наливать стаканы, то и дело неодобрительно глядя в мою сторону.

А я сидела и делала вид, что не понимаю ничегошеньки. В конце концов, моя обязанность сделать четыре-пять стаканов за вечер. И когда я это сделаю, это мое личное дело! Ночь только начиналась, успею.

Если совсем уж честно, мне очень не хотелось, чтоб случайно зашедший Кириякос увидел меня в обществе клиента. «А вдруг он вообще не придет?» — то и дело мелькала мысль. «Придет», — тут же успокаивал внутренний голос.

В сумке тихонько запищал мобильный. «Как дела, подруга?» — высветилось на экране. Вандышева, жена Ромкиного друга, Баклан которая (о ней я писала в предыдущей книге).

«Ничего, какие новости?» — ввязалась я в переписку.

«Новости есть! Тебе Ленка Рудь ничего не говорила?» — тут же пришел загадочный ответ.

«Ничего не говорила, вчера только созванивались», — отписалась я.

Ленка Рудь — это моя лучшая подруга, если что. Дружим с ней с детства.

«Тогда позвони срочно!» — моментально «телеграфировала» Ирка.

Заинтригованная, я проверила баланс на счету. Вот зараза, денег нет для звонка!

— И что мы ждем? — Не выдержав, Мария плюхнулась рядом.

— Да ничего не ждем, — пожала я плечами, — всех клиентов расхватали!

— А вот и не всех! Вон, в углу барной стойки, видишь клиента? — указала она рукой. — Только что он отправил Ольгу, не заказал ей напиток… Иди, попробуй ты!

Я мельком взглянула на клиента, он сидел спиной к залу.

— Та тогда и меня отправит! — попыталась отмахнуться я.

— Я думаю, тебе поставит, — утвердительно покачала головой девушка.

— Любитель новеньких? — хихикнула я.

— Скорей, стареньких, — ухмыльнулась Машка. — Ты чего, идиотничаешь или не узнала? Это ж Кириякос.

У меня сердце подпрыгнуло и тут же заухало с бешеной силой. Как? Эта спина не может быть его спиной! Это какая-то толстая спина и женоподобная задница! Кириякос стройный! На ватных ногах я подошла к бару.

— Кириякос, — тихо позвала я, тронув его за локоть.

Мужчина резко развернулся и уставился на меня широко открытыми глазами. Бог ты мой! Конечно, это он! Но почему он так поправился? А все равно красив…

— Юлия, моя маленькая, — неотрывно смотрел он на меня как-то тревожно. — Ты приехала ко мне?

— Да, Кириякос, я приехала к тебе, — я взяла его за руку и сильно сжала.

— Я знал, я знал, что ты приедешь, — быстро проговорил он. — Я ведь все время ждал, тебе говорили?

— Нет, я не знала, я только третий день тут, — на глазах у меня выступили слезы. — Я думала, ты забыл меня…

— Нет! — воскликнул он неожиданно громко, и глаза его гневно сверкнули. — Как я могу забыть тебя, ты ж моя любовь, — понизил он голос, проникновенно глядя на меня.

Я в смятении смотрела на него, не в силах понять, что же изменилось в нем. Что-то не так… А что?

— Кириякос, ты будешь ставить стакан? — Возле нас возникла худенькая фигурка барменши.

— О, да! Конечно, — согласно закивал он. — Пойдем за столик, пойдем.

Мы уселись в уголке, я смотрела на него и не узнавала. Он так сильно обнимал меня, по щекам его текли слезы.

— Я не верю, маленькая, ты приехала ко мне, — снова и снова повторял он. — Ты ж теперь не уедешь? Ты останешься со мной?

— Нет, я приехала только к тебе, — целуя его, отвечала я.

— Я так ждал тебя, ты можешь узнать у Марии! — показал он пальцем в сторону бара. — Она скажет! Я никому больше не ставил стаканы! Я приходил только потому, что знал, моя любовь вернется сюда…

Я, как завороженная, смотрела на его пальцы. Они были унизаны странными перстнями. Явно копеечными, медными, старинными. Вкупе с располневшими пальцами зрелище это представляло жуткое.

— Кириякос, расскажи мне о себе, как ты жил это время? — перебила я его сбивчивую речь. — Ты изменился…

— Юлия! — отрывисто произнес он, а потом зачастил, глаза его были постоянно расширены. — Я болел, долго болел, мои родственники положили меня в специальную клинику, и я должен принимать лекарства, по времени, понимаешь? Должен! Мне нельзя пропускать ни одного раза.

— Ты принимаешь гормоны? — Я ровным счетом ничего не понимала. — Чем ты болеешь?

— Ерунда! — вдруг захихикал он. — Ты теперь со мной, и мне не нужно будет принимать лекарства. Я знаю, я сейчас толстый, но я стану прежним!

— Я люблю тебя в любом виде, — неуверенно произнесла я.

— Ой! — неожиданно встрепенулся он. — Я забыл рассказать тебе одну вещь!

Говорил он быстро, суетливо, перемежая английские слова с греческими, я с трудом улавливала суть.

— Месяц назад я гулял со своим доберманом в горах. И нашел вот это! — Он с ликующим видом продемонстрировал свои «великолепные» кольца. — Любовь моя, я должен подарить тебе что-то из этой коллекции!

Он взял мою руку и начал с улыбкой разглядывать.

— Нет, как же я забыл! — сжав мои руки и глядя в глаза, тихо произнес он. — У тебя же такие тоненькие пальцы…

Я сидела ни живая ни мертвая. Это похоже на бред сумасшедшего!

А Мария тем временем все подносила и подносила мне новые напитки.

— Любимая, — задумался он. — Помнишь, я дарил тебе кольцо? Ты сохранила его? — вполне вменяемо спросил он.

— Нет, — покачала я головой, — мой муж выкинул его в реку…

Глаза Кириякоса опять расширились.

— Проклятый подонок! — пробормотал он. — Ну ничего, завтра же я принесу тебе новое кольцо, еще лучше!

Я молча кивала головой. Тут он вдруг встрепенулся, глянул на часы.

— Мне пора, Юлия, мне нужно принимать лекарства, — жалобно произнес он.

— Иди, конечно, — тихо ответила я, предчувствуя что-то очень нехорошее.

— Но ты обещай, что ты будешь ждать меня, обещаешь? Ты не будешь пить напитки с другими клиентами? Ты ведь ко мне приехала? — частил он.

Я ошалело кивнула. Он стиснул меня в объятиях и как-то молниеносно растворился. В недоумении я присела к барной стойке.

— Машка, дай пива, — позвала я барменшу.

— Ну как тебе? — спросила девушка, открывая бутылку «Калсберга».

— Я не знаю… Он совсем другой, Машка, вроде он, но не он, — я вопросительно уставилась на девушку. — И он убежал, не рассчитавшись по бару…

— А он теперь и не рассчитывается, — ответила Мария. — Христакис высылает счет его родителям…

— Почему? — не желая видеть очевидное, спросила я.

— А потому, что он невменяемый! — припечатала Машка. — «Кукушки» разлетелись у пацана.

— Как же так? Расскажи мне, пожалуйста, — попросила я девушку.

— Да что говорить, жутко! Как я поняла, он сильно присел на наркотики, его положили в клинику… Залечили, видать, — пожала плечами Мария. — После твоего отъезда он не приходил сюда примерно год, а когда все-таки зашел, то был уже такой, как сейчас… Все время садился в этот угол, брал бутылку пива и молчал. Не знаю, обрадует это тебя или нет, но никому из девочек не поставил он стакана за это время… Отвечал всегда: «Я жду свою девочку, она скоро приедет»…

— Да как же это может радовать! — вздохнула я. — Как ты думаешь, я виновата в том, что случилось с ним?

— Конечно, — как гиена улыбнулась она. — Более того, ты должна понимать, что испортила жизнь не только ему… У него есть жена, двое детей. Он иногда сидел в этом углу по шесть-семь часов, не вставая. За ним приходила мама, очень плакала, уговаривала пойти домой…

— Выходит, он тихо помешанный стал? — не поддаваясь на провокацию, спросила я.

— Не всегда. Он иногда такое вытворяет! Как ребенок, причем капризный и своевольный… Очень любит, например, тихо подкрасться к клиенту и подложить жвачку под задницу, — продолжила она с упоением, — и никто его выгнать отсюда не может. Он тогда разъяряется, швыряет бутылки, окурки… Я его боюсь в такие моменты.

— А Христакис? Неужели он ничего сделать не может?

— Сначала пытался, но его ж семью все боятся… Кто такой Христакис по сравнению с ними? Мафия местная, понимаешь? Его родители убедительно попросили Христакиса позволить их сыну посещать это заведение, если он вообще хочет чтоб заведение работало дальше. Вот так-то. Пришлось нам смириться с присутствием этого дурачка…

— Ну не говори ты так о нем! — перебила я ее. — Я до сих пор не могу поверить в это! Он же был совсем другой, сама знаешь!

— Знаю, — вздохнула она, — не буду скрывать, мне он тоже нравился. Так вот, на чем я остановилась?

— Что вам пришлось смириться с его визитами, — напомнила я.

— Да, он продолжал приходить. Но нужно признать, что проблем он особых не доставляет. Клиенты уже привыкли к нему, родители исправно выплачивают Христакису деньги, если вдруг их сын испортит имущество паба…

— А что, и такое было? — удивлялась я все больше.

— Да, один раз он запустил стаканом в музыкальный ящик, музыка ему не понравилась, видите ли, распсиховался. А знаешь, какая музыка играла? «Холодно», Океан Эльзы. Помнишь, как ты меня этой песней доставала в прошлый контракт? Вот он, наверное, что-то вспомнил, и его оборвало!

— Ну и дела! Что ж мне делать? — задала я вопрос, скорей, сама себе.

— Работать, хотя, сдается мне, не даст он тебе тут работать, придется паб менять, слишком уж он остро на тебя реагирует…

— Попробую, Машка, попробую. Он обещал прийти завтра, кольцо подарить, — разоткровенничалась я зачем-то.

— Ну попробуй, может, чего и выйдет, только шибко я сомневаюсь.

 

[Маруся]

Мне страшно…

На следующий день он не пришел. Я просидела, не подходя к клиентам и то и дело поглядывая на дверь. Не пришел он и на третий день. На четвертый я, окончательно уверившись, что прежнего Кириякоса нет и мои надежды потерпели крах, начала подсаживаться к посетителям, в надежде заработать денег. Долги-то никто не отменял, и нужно было высылать домой, матери, деньги — кормить ребенка.

Как же мне стало жутко, когда я, наконец, осознала, что я наделала! Я уже не директор парикмахерской и не жена гаишника… Я просто проститутка, с кучей долгов, и которую никто не ждет по приезде… Разве что Колюня! А это уже совсем не смешно.

Нужно попытаться заработать как можно больше! С деньгами я обязательно придумаю, как выжить.

Решительно я направилась к столику, за которым сидел скучающий араб. Мужчине я понравилась чрезвычайно, и он возжелал взять меня на пару часиков.

Удовлетворенно сунув в кошелек заработанные деньги, естественно отработав их, я вернулась с арабом в паб, он хотел еще немного выпить. Я вовсю веселила клиента, когда вдруг в паб зашел Кириякос…

Он уселся в углу барной стойки и обвел взглядом помещение. Когда его взгляд остановился на мне, он бешено расширил глаза, испепеляя меня диким взглядом. Мне стало не по себе, мягко говоря. Закончив миндальничать с арабом, я подошла к Кириякосу. Он демонстративно отвернулся от меня и сделал вид, что оглох.

— Кириякос! — дергала я его. — Ну ты ж знаешь, что я не имею права сидеть тут без работы… Да, я приехала к тебе, но ты ж не приходил. Слышишь меня?!!

В ответ он только демонстративно фыркал.

— Ну скажи хоть что-нибудь!

Он повернулся, его расширившиеся глаза пылали яростью.

— Сказать что-нибудь? — уточнил он. — Ты — ****! И приехала сюда не ко мне! И тогда ты меня специально обманула! Ненавижу тебя!

Я остолбенела, мне стало страшно. Он засунул руку в карман и вытащил кольцо, медное, такое же как другие, украшавшие его персты.

— На, держи! Я принес тебе кольцо! — шипел он. — Я думал, ты ждешь меня! Уходи, я не хочу тебя видеть!

Машинально я взяла презент в руки и молча отошла от него. Подсела к девчонкам.

В паб вошли клиенты. Сейчас бы подбежать к ним, развести на стаканчик… А страшно, Кириякос все сидит и сидит в своем углу, то и дело бросая на меня пламенные взгляды. Именно пламенные своими яркими, красивыми глазищами… Только они совершенно безумные, его глазищи, стали. Реакция у него может быть непредсказуемой, Машка предупреждала.

Просидел он так почти до закрытия, а когда уходил, пронзил меня жутким взглядом и ухмыльнулся. Понимает, значит, что не дал мне заработать.

На следующий день я с опаской подходила к клиентам, то и дело оглядываясь на дверь. Но бог миловал, он не явился, и мне удалось заработать довольно прилично.

На другой день он пришел и опять занял пост в углу бара. И опять глаза его сверкали безумным блеском, когда он смотрел на меня. А смотрел, к слову, каждые три минуты. Я как приклеенная сидела, с тоской считая убытки. В его взгляде столько боли было и в то же время ярость, мое сердце просто разрывалось в клочья, я ведь так хорошо помню его прежним… Заговаривать с ним было просто опасно, он, казалось, получал удовольствие от этой игры в «гляделки».

Потом его не было дня три, я окончательно осмелилась и во всю «косила» бабло. Я сидела за столиком в окружении двух арабов, всячески выуживая у них их «кровные». Я, наверное, зря потеряла бдительность, позволив арабу обнимать меня.

— ****! — раздался злобный вопль. — Не верьте ей, она ****! Она играет с вами!

В двух шагах от столика стоял красный от злости Кириякос. На лбу у него выступила испарина, его просто трясло. Арабы нагло ухмыльнулись, глядя на странного посетителя.

— Ты еще смеешься надо мной, тварь! — резко перекинулся он на клиентов. — Сейчас ты посмеешься, гнида!

Он в два прыжка очутился возле столика, схватил за грудки одного из арабов и вытащил в середину зала. Бросил на пол и начал пинать ногами. Машка ни жива ни мертва стояла за барной стойкой. Остальные посетители замерли. Это было жуткое зрелище. Отыгравшись на арабе, Кириякос вновь бросился к нашему столику.

— Они грязные, чумазые арабы! — орал он. — А я грек! Грек!

Я смотрела на него во все глаза, ожидая, что и меня он сейчас также начнет избивать.

— Смотри сюда, Юлия! — Он протянул мне открытую ладонь. — Он всегда был со мной! А сейчас — забирай! Я больше не хочу это хранить!

Неожиданно для всех он замолчал, и из глаз потекли слезы. Я осторожно взяла с ладони своего золотого слоника, три года назад оставленного ему в залог любви. Кириякос развернулся и вышел из паба.

Бог ты мой! Как же я была ему дорога! Он не расставался с этим слоником три года! Какая ж я дрянь! И, безусловно, это я виновата в том, что он сейчас такой! Если б я приехала тогда… Меня колотило как в лихорадке. Подошла Мария.

— Уезжай! — с ходу начала она. — Я его таким никогда не видела! Я боюсь! Он же все тут разнесет! Он был все время тихий, а ты опять всколыхнула его, уезжай! Он и тебя прибьет!

Я, как болванчик, покорно кивала головой. Ночью, лежа в постели, я снова и снова прокручивала свою жизнь и старалась понять, что ж это происходит. Эта воронка неприятностей — возмездие! Я вновь и вновь перебирала в памяти моменты, события и себя прежнюю… Я совсем с другой стороны смотрела на свое поведение, на отношение к людям.

Вчера Христакис позвонил моему импресарио и попросил отвезти в аэропорт. Другого выхода он не видел, потому как в другой паб переходить было бесполезно, Кириякос все равно нашел бы меня, если б я осталась. Остров маленький, все равно я столкнулась бы с кем-то из знакомых Кириякоса, и ему б передали, где я… Вся деревня с замиранием сердца следила за нами еще тогда, три года назад. А сейчас так вообще это стало главным зрелищем постоянных клиентов.

Заснуть не удавалось, я встала с постели и еще раз пересчитала имеющуюся наличность. Тысяча долларов, и ту нужно завтра отдать Грете… Забыла сказать, что через пять дней после моего приезда к нам в апартаменты пришла болгарка, торговка золотом. И я, ни капельки не сомневаясь в благополучном исходе событий, нахватала у нее золота в кредит. Тут спокойно давали девочкам, если они приезжали по контракту, все равно никуда не денутся! Так вот, взяла я два кольца «Булгари», по десять граммов каждое, маленькое колечко на мизинец, тяжелую цепь с гладким католическим крестиком. Позавчера я отдала ей пятьсот долларов, рассчитавшись за одно кольцо. И еще осталась должна две тысячи. Блин! Даже если я отдам ей остальные два кольца и крестик, все равно тысяча долларов — ничего! Только квартплаты я должна семьсот, а еще на что-то жить нужно хотя бы первое время. И золота такого я потом нигде не куплю! А отдать ей тысячу за крестик с цепочкой, то тогда домой совсем без копейки придется ехать. Ну, допустим, первое время можно пожить со сдачи квартиры, перекантоваться у матушки, ну а на что гасить долги? Она ж меня сожрет живьем! И так ни так и эдак плохо…

Рейс был в час дня, чемодан собран. Я бестолково слонялась по комнате, поминутно выбегая покурить на балкон. Уже светало, и я с тоской вглядывалась в прекрасный вид, открывающийся с балкона. Как же тут красиво! Как тепло… Через несколько часов я уже буду мерзнуть и лицезреть серость Украины.

Я налила кофе, уселась на балконе и достала мобилку, позвонить домой, предупредить что еду. Тут я вспомнила, что обещала перезвонить Вандышевой, но в свете последних событий это вылетело у меня из головы. Что ж там за сплетня такая? Наберу-ка. Она уже не спит, сегодня рабочий день…

— Алло, приветик! — бодро поприветствовала я подружку.

— О, привет! — обрадовалась Ирка.

— Ну рассказывай быстрей, а то денег мало на счету!

— Короче… Тебе Рудь ничего не говорила? — еще раз уточнила девушка.

— Нет, а что? — Я заерзала на стуле от любопытства.

— Рома женится! — огорошила меня Ирка. — Неделю назад у Сашки, мужа Рудь, был день рождения. Нас с Бакланом пригласили и Рому. Так вот Рома явился с Инкой Артамоновой, помнишь ее? Так вот, — скороговоркой продолжала она, — и объявил нам, что они через неделю расписываются! Артамонова — сияет, и этот все время ее целует! Одно не пойму, чего Рудь тебе ничего не сказала? Он же явно притащил к ним Инку, чтоб она тебе быстро телеграфировала.

— Не знаю, — обалдело произнесла я. — А как Рудь себя вела?

— Ой, Рудь изо всех сил извивалась перед Инкой, прям подруга закадычная! — взахлеб вещала Ирка.

Я, не прощаясь, отключилась, пусть думает, что деньги кончились. И тут меня прорвало. Я рыдала навзрыд и никак не могла остановиться. Женится!

Тут я неожиданно успокоилась, и меня осенило. Так я ведь тоже могу выйти замуж, за Колюню, да хоть завтра! В конце концов, недаром, ох недаром мне Боженька, или кто там, может карма, подослала этого экземпляра. Если уж хорошо разобраться, то он очень похож на меня. И я получила свое зеркальное отражение! Смотри, мол… Я должна, должна искупить свою вину и за Кириякоса, и за Рому, и за дочку, лишенную отца и нормальной семьи… Слишком уж лихо я вела себя, слишком…

Я лихорадочно листала телефонную книжку. Вот, Николя, ля-ля-ля! — отчего-то глупо захихикала я и набрала номер.

«Абонент временно недоступен, попробуйте позвонить позже». Опять в ломбарде небось аппарат! Черт! У меня же есть его домашний!

— Алло, — прозвучал звонкий женский голос на том конце провода.

— Доброе утро! — вежливо поздоровалась, недоумевая, кому ж принадлежит этот молодой голос. — Могу я с Колей поговорить?

— Здравствуйте, — отозвалась собеседница, — а Коли нету.

— А когда будет? — настаивала я. — Мне очень срочно он нужен.

— А кто это? — встревоженно поинтересовалась женщина.

— Это Юля, — представилась я. — Но вряд ли вам это о чем-то говорит… А я с кем говорю?

— Я его мама, — после небольшой паузы ответила женщина. — Это та Юля, которая на Кипр уехала?

— Да! — обрадовалась я. — Он что-то говорил обо мне?

— Да, Юля, он рассказывал.

— Так, а когда Коля дома будет?

— Не знаю, — ответила женщина и опять повисла пауза. — Ты знаешь, Юля, он в милиции.

— Как в милиции? Что он натворил?

— Подрался, ты ж, наверное, знаешь, какой Коля! Написали заявление, он в СИЗО сейчас, — вздохнула женщина. — Его уже не выпустят…

— Как не выпустят? — в отчаянии воскликнула я. — Неужели нельзя как-то это решить?

— Можно, Юля. Мать потерпевшего хочет денег, за то что заберет заявление, — спокойно ответила женщина. — Но у нас с отцом не хватает денег. Поэтому поговорите вы теперь не скоро.

— А сколько ж денег вам не хватает?

— Ох… — захлюпало на том конце провода. — Семьсот долларов не хватает!

— Как вас зовут? — спросила я. — Не плачьте, ради бога!

— Лариса, — ответила женщина.

— Тетя Лариса, продиктуйте мне свои паспортные данные, я через час вам вышлю эту сумму «Вестерн Юнионом», — решительно сказала я.

— Правда? — недоверчиво переспросила она. — Правда вышлешь? Гена, Гена! Юля говорит, что пришлет деньги!

— Скажи ей, что мы все отдадим! — обрадованно откликнулся мужской голос. — Скажи ей большое спасибо!

— Тетя Лариса, говорите данные, — потребовала я, — а то я не успею в банк.

 

[Маруся]

Кукушка-спаситель

— Кукушка! — радостно завопил молодой киприот Маркус, глядя на меня. — А ты правда изменилась!

Я довольно оглядывала себя в зеркало своими зелеными очами. Да, это не опечатка, действительно зелеными! Длинные, по пояс, рыжие волосы, другая форма бровей, интеллигентные очочки в тонкой оправе. Да меня б сейчас и мать родная не узнала!

И я не ошиблась в предыдущей главе, я действительно решила ВЫСЛАТЬ деньги, а не передать лично. Ибо лететь домой я передумала! После разговора с будущей свекровью я наспех оделась и набрала номер Маркуса.

— Маркус, миленький! Забери меня сейчас, вот-вот за мной приедет импресарио и отвезет меня в аэропорт! — прокричала я в трубку.

— А разве ты не едешь домой? — удивился молодой человек.

— Нет! Ни в коем случае! Скорей приезжай! — торопила я его.

— Хорошо, Кукушка! — рассмеялся парень. — Ты — сумасшедшая!

С Маркусом мы познакомились в мой первый день приезда, он пришел в паб, выпить бутылочку пива после работы. Он стоял за барной стойкой, а я в это время разговаривала с Машкой о Кириякосе. Парень от любопытства аж ушами зашевелил.

— Поставь стакан, — со смехом обратилась я к нему. — И я переведу, о чем мы говорим!

— Я знаю Кириякоса! — И парень покрутил пальцем у виска.

Я не поняла, что он имеет в виду (я ж еще не успела увидеть Кириякоса), и решила, что он адресует это в мою сторону.

— Я дура? — вытаращилась я на него.

Он весело рассмеялся.

— Ты, ты, — кивнул он головой. — А что у тебя с бровями?

— А что у меня с бровями? — нахмурилась я, прекрасно понимая, о чем он. — Неудачный татуаж, понимаешь? — пожала я плечами и рассмеялась. Парень был такой забавный и «солнечный».

— Если честно, ты похожа на кукушку, — скорчил он смешную рожицу. — На кукушку с синими бровями!

— Эй, это ты похож на кукушку! — топнула я ногой. — Ты себя в зеркало видел?

Машка прыснула. Маркус и впрямь был похож на кукушку, нет, скорей на сову. Круглые глазки в обрамлении невероятно длинных ресниц, круглые бровки, маленький носик пятачком и вечно смеющийся большой рот. Кучерявая шевелюра стояла дыбом. Симпатичный, но потешный. В итоге мы с ним договорились, что мы оба — Кукушки. Так друг друга и стали величать.

— Поставь напиток даме! — подмигнула я.

— Не могу, Кукушка, я бедный, — развел руками парень. — Могу только пива купить. Я на стройке работаю, тут рядышком.

В общем, подружились моментально с ним, хороший парень оказался. И он очень мне помог, когда я задумала сбежать от импресарио, а заодно и Греты!

— Так куда тебя везти, Кукушка? — спросил он, загружая мои вещи в багажник.

— Давай быстрей шевелись, — торопила я его. — А то девчонки увидят, и мне придется возвращаться!

— Ну, поехали, — запрыгнул он в машину.

— Давай отъезжай скорей отсюда подальше! — суетилась я.

Машина Маркуса — это было нечто! Пикап — развалюшка, которая отчаянно гудела и тарахтела, казалось, вот-вот — и отвалится или колесо, или дверь! Но, как ни странно, машинка резво мчалась, оставляя за собой навозный шлейф! Это потому, сказал Кукушка, что он помогает дедушке на ферме. Мы выехали на какое-то плоскогорье, внизу простиралось море и виноградники.

— Ну вот, далеко отъехали, — констатировал Маркус. — Куда везти тебя?

— А я не знаю, — уставилась я на него невинными глазами и пожала плечами. — Домой мне никак нельзя, мне нужно работать! А работать мне не дают, домой отправляют.

— Ты шутишь? — У парня отвисла челюсть.

— Нисколечки, я и правда не знаю куда ехать, — улыбнулась я безмятежно.

— Так, а куда мне тебя девать? — изумился парень. — Мне на работу надо, меня выгонят!

— Вот тут брось! — предложила я. — А вернешься с работы, отвезешь в какое-то кабаре, подальше отсюда, авось где-нибудь и возьмут на работу!

— Фух! — рассмеялся парень. — Может, жениться на тебе!? А что, это вариант для тебя!

— Нет, Кукушка, — серьезно ответила я. — Во-первых, я старше тебя, во-вторых, у меня ребенок, в-третьих…

— Потому что у меня нет денег? — перебил парень.

— Да хватит, Маркус! — отмахнулась я. — Думаю, что слишком ты хороший, чтоб в такую холеру вляпаться, как я!

Парень почесал затылок. Других вариантов он пока не находил никак.

— Слушай, поехали, ты пока поспишь у моей бабушки, — предложил он. — А когда я приду с работы, вместе съездим в одно место, я спрошу насчет работы для тебя. Но ведь тебя теперь ищет импресарио!

— Ничего, — уверила я, — для босса это даже удобней, не нужно платить импресарио… И что ты скажешь бабушке, кто я? Я стесняюсь.

— А скажу — девица из кабаре, а еще скажу, что ты страшно хочешь замуж за меня и из-за этого сбежала от Христакиса!

— С ума сошел! — пихнула я его в бок. — А что мне ей говорить?

— Да успокойся! — веселился парень. — Она не знает английского!

Маркус припарковал машину возле небольшого одноэтажного дома. Ничем особым дом не отличался, обычное средиземноморское жилище. Светлые стены, красная черепица. Это у нас разительно отличаются друг от друга дома зажиточных или не очень, сразу видно. А у них принято строить качественно и в общем-то однотипно, будь то вилла или обыкновенный дом, выглядит одинаково мило и ухоженно. Черепица не является у них дорогим стройматериалом, поэтому местные жители испокон веков перекрывают ею крыши. Да что там дома, даже квартира, выставленная на продажу, никогда не поступит в таком виде, как принято у нас. Обязательно есть встроенная кухня, шкафы, ванная — обложенная кафелем, полы — плитка. Заходи — и живи, только обзаведись меблировкой…

Навстречу нам выбежала маленькая-маленькая старушка, с таким же веселым выражением лица, как у внука. Одета она была в черные одежды, по традициям старушек-вдов на этом острове. Маркус что-то объяснял бабульке на греческом, и она согласно кивала головой.

Когда парень ушел, старушечка жестами пригласила меня за стол. Принесла дымящуюся чашечку кофе, поставила корзиночку с печеньем и с любопытством воззрилась на меня.

Я попыталась завести светскую беседу на английском, но старушка лишь озадаченно трясла головой и что-то отвечала мне на греческом. В ответ я тоже трясла головой и улыбалась как дурочка. Я жестами показала, что очень хочу спать, и старушка понятливо закивав головой, поманила меня рукой, предлагая следовать за собой.

Наконец-то я растянулась на постели, поеживаясь от холода. На Кипре межсезонье — это просто катастрофа для таких мерзляков, как я. На улице тепло, а в домах словно в морозильнике. Тонюсенькие стенки, хлипкие рамы на окнах… А централизованного отопления на острове нет.

Вечером Маркус приехал за мной и сказал, что уже нашел мне место работы. Это в деревне, недалеко. Его знакомому нужна девушка, бармен. И этот мужчина согласен взять меня без документов и выплачивать зарплату наличкой. Единственное, мне нужно будет постараться изменить внешность, так как он боится проблем со стороны моего импресарио.

Я попрощалась с гостеприимной хозяйкой и вышла вслед за другом, на ходу раздумывая, каким образом мне сменить внешность.

— Маркус, можно нарастить волосы, перекраситься, купить цветные линзы, допустим, — рассуждала я. — Но это недешево, а денег у меня нет!

— А сколько ж денег надо?

— Не меньше пяти сотен долларов.

— О… У меня столько нет, я б одолжил, конечно, — задумчиво почесал затылок парень.

— У меня есть золото, можно было б сдать его, — предложила я.

— Русское золото? — поинтересовался он. — Тут не очень-то продашь его…

— Да нет же, итальянское! Я у Греты набрала, в кредит, — захихикала я.

— У Греты? Ты сумасшедшая? — уставился на меня парень. — Ты взяла у нее в кредит, сбежала, оставив ее с носом, и теперь хочешь продать его?! Тут всего лишь пара мест, где можно продать золото, и поверь мне, все они сотрудничают с Гретой! А если Грета найдет тебя, то тебе придется лететь домой! Ты думаешь своей головой, Кукушка?! — изумлялся он все больше.

— Ну да… — разочарованно протянула я.

— Я думаю, что босс одолжит тебе денег, — предположил он. — Сумасшедшая! Теперь тебя будет искать импресарио, Кириякос, еще и Грета!

Босс одолжил мне, как и предполагал Маркос, даже самолично отвез меня в парикмахерскую и оптику. И сейчас я красовалась перед Кукушкой, наслаждаясь произведенным эффектом.

— Маркус, но ты ж понимаешь, что в любой момент меня все равно могут узнать и отправить домой, — начала я.

— Или в тюрьму, если Грета напишет заявление, — подтвердил парень.

— Вот-вот, и я о том же! — подняла я вверх указательный палец. — А если золото будет на виду, это уже вещественное доказательство. А нет «тела» — нет дела, понимаешь?

— Не очень, — улыбнулся он. — Куда ты его денешь? Продать не выйдет, остров маленький. Хочешь мне подарить?

— Вот еще! — рассмеялась я. — Я хочу его спрятать! Причем спрятать так, чтоб в любой момент оно было со мной, на тот случай, если меня экстренно эвакуируют!

— Так если с тобой, то его найдут и заберут! Отошли домой его! — воскликнул парень. — А… неа, тебя ж ищет импресарио, и в полиции есть твои данные. Даже если я от своего имени отправлю, то твой домашний адрес «засветится» мигом, и начнут меня ловить!

— Да нет же, Маркус! — перебила я его рассуждения. — Все намного проще! Одолжи мне хотя бы шестьдесят — семьдесят долларов и отвези в обувной магазин. Я все придумала!

— Зачем? — с любопытством воскликнул он.

— Я засуну золото в каблуки! — ликовала я. — И буду ходить в этой обуви! Мне еще понадобится фотобумага, гвозди и молоток.

— А бумага зачем? — недоумевал Маркус.

— А чтоб на паспортном контроле не просветили меня! А гвозди, чтоб мы снова смогли прибить снятые набойки! — торжественно уставилась я на него.

— А, вот Кукушка, — веселился он. — Ты прям гений! Но тогда нам и дрель понадобится.

— Зачем? — теперь я изумилась.

— А затем, что каблуки не полые, а с перегородками, придется их рассверлить, — объяснил он.

— Ой, Кукушка! Спасибо! Ты тоже гений и настоящий друг! — пританцовывала я на месте от восторга.

— Зря ты замуж не захотела за меня, — подмигнул он. — С тобой весело! И деньги у меня будут скоро, когда двадцать пять исполнится. Нам государство сейчас возвращает деньги за недвижимость, которую захватили турки! Вот! А у нас забрали дом в Фамагусте, и сад с мандаринами, лимонами. Пять гектаров сада — это большие деньги, Кукушка!

Парень имел в виду турецкое вторжение на Кипр в 1974 году. Начиная с 1964 года уже наблюдались вспышки межэтнической розни между турками и греками, и обстановка на острове постепенно накалялась, а в 1974 году произошел кровавый захват территории. Греков, населявших северную часть Кипра, выгнали в «чем мать родила» на юг острова. Остров Кипр в результате оказался разделенным на север, контролируемый турками-киприотами (а в действительности — Турцией), и юг, контролируемый греками-киприотами. Высадка и этническая чистка, произведенная турецкими войсками, привели к разделу острова де-факто на две части, населенные турками и греками соответственно. Европейский суд по правам человека признал Турцию ответственной за нарушение прав греков-киприотов, вынужденных покинуть свои дома и земли на севере Кипра.

— Кукушка, — фыркнула я. — Давай иди за инструментами! Мне в девять вечера нужно быть на рабочем месте! И, с моим «везением», я не удивлюсь, если в первый рабочий день нос к носу столкнусь с импресарио прям там!

 

[Маруся]

Вот это справедливость!

Как ни странно, мне везло. Так и не столкнулась я ни с одним знакомым, вернее, знакомые лица приходили, но меня не узнавали.

Мирно работала в пабе, теперь барменом. Работа была не пыльная, если б не график. Босс, окрыленный тем фактом, что я на нелегальном положении, решил извлечь из этого максимальную выгоду. Уволил уборщицу и посудомойку. Вставать мне приходилось в десять утра, чтоб открыть паб и произвести обмен пустой тары из-под пива на полные бутылки. Потом нужно было убрать помещение и перемыть гору посуды. А в час дня уже торчать за барной стойкой, и так до двух ночи. Особых навыков для этой работы иметь не нужно было, посетители пили пиво, кипрскую водку «зивания», пахнущую лекарствами, и заказывали напитки для девочек. Я также имела право зарабатывать на напитках, если клиент хотел поболтать со мной. Так как оказывать интим-услуги барменшам было запрещено, доходы у меня получались весьма скромными. И мне ничего не оставалось, как стать виртуозом консумаций, чтоб хоть что-нибудь скопить. Потому что зарплаты было всего ничего, семьсот долларов в месяц. А один стакан — это лишний доллар.

Работал этот паб по такому же принципу, как и бар Христакиса. Но там, в основном, девочки были из России и Украины. А тут босс набирал на работу гражданок Евросоюза, румынок, болгарок, совершенно не говорящих по-русски. Жила я отдельно от девочек, вернее, дом был с двумя входами, и мы практически не сталкивались. После работы хотелось спать, а на следующий день мне нужно было бежать в паб раньше них, убирать. Конечно, было скучновато.

Хорошо, хоть Маркус меня навещал, приносил сплетни с паба Христакиса. Еще я постоянно созванивалась с Колькой. Он говорил, что пошел работать, сейчас вместе с папой на СТО. Говорил: «Люблю, скучаю, скорей возвращайся!» И я от того, что не видела другого выхода, как-то свыклась с этой мыслью, что по приезде выйду замуж за него… Ни о какой любви к нему, естественно, речь не шла. Это я так, от нечего делать.

Предложение Кукушки я всерьез не рассматривала, потому как считала себя со всех сторон виноватой, а он был настолько «солнечный» и хороший. И я, зная себя, реально понимала, что могу сильно испортить ему жизнь. Нет, он совсем не заслужил такой «подарочек», как я!

Проработала я в том пабе примерно пару месяцев с хвостиком. Выслала домой денег, чтоб погасить коммунальные долги, и на руках у меня осталась всего лишь тысяча долларов. Я очень устала за это время, похудела, осунулась. А то — спать по пять-шесть часов в сутки и не иметь выходных.

В общем, засобиралась я домой. Трехмесячный срок уже подходил к концу, я решила явиться в иммиграционную службу с небольшим опозданием, чтоб был нарушен визовый режим. Покупать билет мне было не на что, поэтому я придумала такой маневр. Любого, кто пробыл на острове сверх предусмотренного визой срока, в моем случае — это трехмесячный контракт, полагалось депортировать. И если у нарушителя не было билета, государство отправляло «штрафника» за свой счет.

В общем, пересидев лишних три дня, я погрузила чемоданы в пикап Маркуса. Перед зданием иммиграционной службы мы распрощались, парень уехал, а я, с чемоданом, направилась внутрь.

В полиции вежливо выслушали мой рассказ о том, как я, душа романтичная, связалась с молодым румыном, который якобы обещал жениться. Как он уговорил меня сбежать с ним, поселил на съемной квартире, даже давал немного денег на расходы…

Изучив мои документы, полицейский сообщил, что меня ищет импресарио и одна женщина, у которой я украла золото.

— Да-да, — со слезами на глазах повинилась я. — Я брала золото, в кредит… Но этот парень, румын, обещал заплатить этой женщине долг. Но он украл у меня его!

Полицейский усмехнулся, в сотый раз сталкиваясь со славянской доверчивостью.

— Вам выплатили зарплату, вы проработали в Писсури две недели? — осведомился он.

— Нет, я сбежала. Дура! — причитала я. — Он обещал жениться и содержать меня…

— Хорошо, мы сейчас вызовем босса — он отдаст вам деньги.

Я довольно кивнула головой, ликуя в душе от того, что нахожусь в цивилизованной стране. Через минут двадцать пять прибыл босс, Христакис, за спиной его маячила возмущенная Грета.

— Прощу прощения, у нее мое золото! На сумму три тысячи долларов! — кипятилась она. — Я писала заявление, вы должны обыскать ее!

— Не нервничайте, — поднял вверх руку полицейский. — Сейчас мы решим вопрос с ее работодателем, и я вас выслушаю. Пожалуйста, подождите за дверью.

Объясните, пожалуйста, — повернулся он к боссу. — Почему вы не отдали девушке зарплату?

— Я хотел отдать, — пустился в объяснения Христакис. — По дороге в аэропорт я б снял деньги с ее банковской книжки…

— Но банковская книжка должна находиться у девушки, — показал полицейский рукой в мою сторону. — Это незаконно.

— Вы ж знаете, какие они безголовые, молодые, — оправдывался босс. — Потеряют, а потом я бегаю, восстанавливаю.

Юлия, — повернулся он ко мне. — Вы готовы мирно решить этот вопрос с боссом? Или будете писать заявление?

— Решим, конечно! — подтвердила я, ошалевшая от такой справедливости.

— Но позвольте! — встрепенулся Христакис. — Она ж сбежала! Вы предлагаете мне отдать сейчас ее зарплату за две недели?

— Да, по контракту вы должны девушке триста пятьдесят долларов.

— А сколько я платил за нее импресарио?! — разошелся босс. — Она смылась, а я каждый день выплачивал ему по двадцать долларов! Кто мне это вернет?

— Этот вопрос вы должны решать с импресарио, — бесстрастно ответил полицейский.

— Вот это демократия! Вот так страна! — топал ногами Христакис, доставая портмоне. — Возьми!

Босс, то и дело оглядываясь на меня и полицейского, вылетел из кабинета. Тут же показалась взъерошенная голова Греты.

— Вы обыскали эту воровку? — воскликнула она.

— Не нервничайте, — успокоил ее полицейский. — Эта леди нарушила визовый режим, и сейчас ее отвезут в участок для последующей депортации. Там ее вещи осмотрят.

У меня все похолодело внутри. А вдруг найдут?

В участке мои вещи перебрали, пять раз задавая вопрос:

— У тебя есть золото? Где золото? Красивые кольца должны быть.

— У меня украли его, а имени его я не знаю! — идиотничала я.

— Мы должны составить протокол, — сообщил полицейский, — и произвести личный осмотр.

Я на ватных ногах прошествовала в открытую дверь какого-то кабинета. Меня осмотрел гинеколог и вынес вердикт, что золота ни на мне, ни во мне не обнаружил.

Еще немного времени заняло составление протокола и заявления с моей стороны с просьбой найти некоего подлого румына, фамилии которого я и не знаю, только имя. И адреса точного не припомню… Так как письменно кредит Грета не оформила, доказать что-либо без вещественных доказательств было проблематично. И полицейские решили отправлять меня домой с миром. После этого меня проводили в камеру, объявив, что рейс в Киев будет только через два дня.

Я попросила позвонить, и мне милостиво разрешили. Я отзвонилась Коле, дабы будущий муж выезжал встречать меня в Борисполь.

 

[Маруся]

Позор мой — Колюня

Фу, до чего ж мне стало стыдно, когда я, стоя с чемоданом в аэропорту, увидела приближающуюся фигуру Коли.

Дубленка болталась на нем мешком, как с чужого плеча. Без шапки, хотя на улице мороз, летние черные брюки со стрелками и остроносые демисезонные туфли! Хачик классический. Куда ж мои глаза-то глядели? Колюня подлетел ко мне и радостно чмокнул в нос.

— С приездом! — лыбился он. — Ну ты даешь! Пошли, отметим приезд?!

— Спасибо, — натянуто улыбнулась я, украдкой озираясь по сторонам, не смотрит ли кто. — А деньги у тебя есть?

— А у тебя что, нету? — бессовестно осведомился «жоних».

— Есть, — пожала я плечами, поражаясь его беспечной наглости, — но мало… Всего тысяча триста долларов.

— Ни фига себе! — обрадовался нахал. — Все равно придется пару сотен разменять, у меня всего пятьдесят гривен осталось!

— Ты ж сказал, что у тебя есть деньги! — зашипела я.

— Ну да, но немного! — как ни в чем не бывало, ответил Николя. — Все равно ж мы теперь семья!

— Слышишь, — перевела я дух. — Ты ж сказал, что работаешь!

— Тю, ну чего ты начинаешь! — скорчил обиженную мину «ребенок гор». — Работаю, послезавтра должны за одну машину рассчитаться, штуку гривен должны, э!

— А на что ты приехал? — продолжала я допрос. — И почему даже на обратный билет нет?

— А я у мамы взял немного, — увлекая меня в сторону обменника, поведал он. — У нее просто больше не было, а встречать-то тебя надо, как же я тебя тут брошу! Тем более, у тебя золото с собой, не дай бог, ограбят.

— Если б я знала, что у тебя денег нет, сама б доехала! — с досадой воскликнула я, все больше обалдевая от его беспардонности. — А теперь два билета покупай до Днепра…

— Еще отметить надо! — щебетал безмятежно Колюня, в упор не замечая моих насупленных бровей. — Послезавтра уже будут у нас деньги, э!

В который раз слыша это жуткое «нас», я, как завороженная, достала деньги и сунула в окошко обменника. Опустошив на сотню долларов мой кошелек, мы направились к ближайшему кабаку. Бедный Николаша оказался голодным, замерзшим и нуждался в большой отбивной и ста граммах.

— Ну ты прям Сонька Золотая Ручка! — восхищался хачик, питавший слабость ко всему криминальному. — И много золота натырила?

— Коля, я ж не специально натырила, — усмехнулась я. — Просто выхода другого не было. Мне ж на что-то жить надо по приезде, а заработать возможности не было!

— А мне ты что-нибудь привезла? — с надеждой захлопал очами «жоних».

— Ты охренел совсем? — взвилась я. — Тебе мало того, что деньги выслала?!

— Ой, ну да, ну да, — опомнился наглец. — Спасибо тебе огромное! Не сидел бы я сейчас тут! Давай выпьем за тебя, любимая!

У меня от его наглости периодически «отвисала челюсть», и каждый раз я напоминала себе: «Вот, получите, точная твоя копия, только в штанах». Трясясь в автобусе, я раздумывала, где ж мы будем жить. В моей квартире еще квартиранты доживают последний месяц. К матери его притащить — это она увидит, что у него денег нет, и доложит Роме. А падать лицом в грязь ой как не хотелось!

Пожалуй, поживу у Аветянов. Коля, как истинный жених, тянул меня к себе. Ничего, месяцок перекантуемся, а там и квартиранты съедут, тогда заберем Аришу от матери.

Лариса Николаевна встретила радушно, приготовив к нашему приезду праздничный ужин. Обстановка меня, конечно, угнетала. Дом был старый, неухоженный. Во дворе груда ржавого металлолома. А комнатка Коли была настолько малюсенькая, что там едва помещалась полуторная кровать и письменный стол, стоявший впритык к ней. Ну не беда, это ж всего на месяцок, а потом переселимся в мою ухоженную квартирку.

Ужин, надо сказать, был отменным. Будущая свекровь готовила просто замечательно! Это при том, что я сама хороший кулинар и мне мало кто может угодить. Она поставила на стол спаржу с луком и яйцом, ароматное запеченное мясо, простенький, но очень вкусный салатик из тертой моркови с чесноком, нарезанный сыр нескольких видов.

— Тетя Лариса, очень вкусно! — искренне восхитилась я, попробовав мясо.

— Правда? — расцвела женщина. — Хочешь, расскажу, как его готовить?

— Конечно.

— Смотри, — с удовольствием начала она. — Берешь мясо, желательно ошеек, режешь на кусочки толщиной сантиметра в полтора, отбиваешь бутылкой…

— Почему бутылкой? — изумилась я. — Как это, бутылкой? Почему не молоточком специальным?

— Молоток сильно разбивает мясо, и уходит много сока, — пояснила она. — А бутылкой очень хорошо выходит, я потом покажу как. Так вот, мясо солишь, перчишь, хорошенько обмазываешь горчицей, немного поливаешь соком лимона и в духовку!

— Класс, обязательно попробую приготовить, — ответила я.

— Конечно, Коля очень любит такое мясо!

Слишком часто у нее проскакивали фразочки, выдававшие ее гипертрофированную любовь к сыну.

Наступило «послезавтра»… Денег Коле никто не отдал. В итоге выяснилось, что он эту работу даже не доделал… Пришлось снова идти в обменник. Нужно сказать, что его родители нас кормили, конечно, но еще нужно было курить, ездить к Арине и т. д.

Колины «достижения» на новой работе каждый день обмусоливались за семейным ужином. И всегда у мамы была заготовлена речь, оправдывающая сына и очерняющая всех вокруг. Законы, государство, вредных заказчиков.

А ужины — это было просто кошмаром! Я, например, не приучена есть в одно и то же время, причем каждый день — торжественно. А потом, не менее торжественно, нужно было перемыть гору посуды. Причем обязательно вытереть ее полотенцем. Мне, конечно, неудобно было быть нахлебницей, и я старалась помогать на кухне.

— Лара, принеси солонку, — потребовал Геннадий.

Жена, бросив есть, унеслась на кухню. Поставив солонку на стол и не успев поднести вилку ко рту, муж снова потребовал:

— Лариса, порежь хлеба свежего, это вчерашний!

Женщина, как ни в чем не бывало, опять бросив еду, пошла в сторону кухни.

Смотреть мне на это было неприятно, но в чужой же монастырь со своим уставом не ходят, и если у них так принято, то это ее личное дело, лишь бы меня не касалось.

Однажды таки коснулось, после чего жить с ними стало решительно невозможно.

К Аветянам пришли гости, двоюродные сестры Ларисы и их мужья. Наверное, не терпелось посмотреть на Колину невесту. Как всегда, уселись за стол, приступили к трапезе, и тут Геннадий решил показать всем присутствующим, кто в доме хозяин.

— Юля, принеси соль!

Я от удивления чуть не проглотила вилку. Повернулась к Коле:

— Коля, принеси соль! — усмехнулась я, — тебе ближе.

Парень, бросив злобный взгляд на папу, послушно потрусил на кухню. А вот такого поворота событий ну никак не ожидало армянское семейство! Отец недовольно пожевал губами, а тетушки ехидно переглянулись. Тут материнское сердце не выдержало:

— Юля, дело в том, что у нас так не принято… — подняв скорбно брови, протянула она.

— Как — так? — делая вид, что не понимаю, о чем речь, уточнила я.

— Но у нас женщины накрывают на стол… — кисло-прекисло объяснила она. — Зачем ты Колю отправила?

— Мама, успокойся! — вмешался парень, зная мой длинный язык и примерно представляя, что я сейчас могу ответить.

— Ну почему же? — безмятежно улыбнулась я, глядя на чадолюбивую армянскую мамашу. — Мне интересно послушать, что у вас принято, а что нет. Одного не пойму, каким образом ВАШИ традиции касаются меня?

— Ну как же, Юля, — растерянно сказала мадам, — ты ж живешь с армянином…

— Ну да, с армянином, — согласилась я, — но я от этого не стала армянкой!

За столом повисла тишина, и я, не обращая внимания на замешательство присутствующих, неслась дальше:

— Более того, я живу в СВОЕЙ стране! И у НАС это вполне принято.

Тетя Лариса от неловкости захихикала. А ее муж, тут же уцепившись за слова, понес:

— Конечно, хохлы — все подкаблучники! Более дурной и трусливой нации нет нигде!

Ну и дальше в подобном духе. Потом я выслушала лекцию, как должна вести себя женщина в доме у мужа. В ответ на это он и все присутствующие услышали, что их Коля и они вместе с ним нарушают армянские традиции тем, что не он приводит домой невесту, а собирается жить у меня в доме. В общем, повеселила я родственничков знатно. Ну ничего, будут знать, как выделываться!

Зато тетя Лариса после этого славного ужина ходила неделю как мешком прибитая и разговаривала со мной сквозь зубы. Слава богу, что послезавтра выезжают квартиранты!

 

[Маруся]

Как я лихо «провалила» квартиру

Итак, мы с Колей поселились у меня в квартире. В принципе, жить с ним хорошо было бы, даже весело. Характер он имел легкий, постоянно шутил, и Аришка его неплохо восприняла. Одна беда, зарабатывать он не хотел, ну никак! Вернее, он ходил на СТО, но денег практически не приносил. То заказчик «кинул», то работы нет… Неужели опять наркотики употребляет?

Действительно, его поведение нельзя было назвать адекватным. То он чем-то загорался и сию секунду начинал претворять задуманное в жизнь. Например, переклеить обои в коридоре и сделать картину из шпаклевки. Как только эта идея посетила его, он, окрыленный, рванул в магазин стройматериалов, не сказав мне ничего и прихватив из серванта деньги, отложенные на еду. Из них было четыреста гривен алиментов и шестьсот гривен, заработанные Колей за этот месяц. И так это сущие копейки! Мы уже дошли до того, что я суп на воде варила! А он схватил, не спрашивая, и припер домой все необходимое для осуществления идеи. К слову, обои в коридоре были абсолютно нормальные, и в ремонте коридор не нуждался…

Потом сутки напролет он претворял задуманное в жизнь. Неплохо очень вышло, симпатично, но… Купить еды нам было не на что теперь! И никаких доходов не предвещалось. А заработанное на Кипре мы уже давно проели. Единственное, я сапоги себе зимние купила… Пришлось нести золото в ломбард!

А с одеждой у меня вообще беда случилась! Купить не на что, а я порядком обносилась. Еще и похудела здорово, так что старые вещи на мне мешком болтались…

А тут еще Рома издалека дразнит своим благополучием! Он, не успев познакомиться с Инкой, купил ей дорогую иномарку, смотри, дескать, что ты потеряла. Съездил с ней в Турцию, привез оттуда пару копеечных футболочек Аришке с надписью «Турция».

А тут хоть умри! Хотела пойти на работу, уже договорилась. А потом кинулась собрать вещи и инструменты, искала-искала, а потом меня осенило. Я ж забыла их на Кипре, в тумбочке! А стоят они очень недешево, даже если заложить золото, выкупить я его не смогу, потому что доходы маникюрши мизерны зимой. А открыть новую парикмахерскую — так я клиентов всех растеряла. А мастеров где найти? Чтоб их найти, нужно где-то переманить, а для этого нужно устроиться на работу, а чтоб пойти на работу, нужно, элементарно, иметь инструмент!

Просто какое-то безобразие творилось, мне не везло на каждом шагу! А я-то привыкла, что все наоборот. Все-таки до двадцати пяти лет Провидение было очень ко мне благосклонно. Все удавалось мне шутя, я не прикладывала особых сил. Даже квартира досталась чудесным образом… А сейчас, глядя на Колю, по-хозяйски расположившегося тут и на чем свет стоит клянувшего Рому, высмеивая его всячески и подчеркивая свое над ним превосходство, мне стало совсем уж невмоготу в этой квартире.

Я не знаю, что на меня нашло в тот момент, когда я приняла решение продать квартиру. Первое, мне противен стал Коля, хозяйничающий тут, как бы осквернявший своим присутствием мою прошлую жизнь и бывшую, такую сильную, любовь. Второе, вдобавок ко всем злоключениям, я оказалась беременна… К тому же на большом сроке уже, когда обычный аборт врачи делать не берутся! «Заливку» делать — банально нет денег, не говоря уже о моральной стороне. А это ведь тоже кем нужно быть, чтоб живого ребенка сжечь в себе солью? Брр…

Я решила тогда для себя, что это знак, мне нужно во что бы то ни стало сделать что-то хорошее для Аришки. И пусть этим хорошим будет родной человек, брат или сестричка. Ведь так плохо быть одной на свете, я ведь это прекрасно знаю. Тем паче, Ромина пассия тоже оказалась беременна, как сообщила мне Вандышева.

Умерла бабушка, моя любимая бабушка Дуся, вырастившая меня. Но этого и стоило ожидать, девяносто два года было старушке. И одной вещи никогда не прощу я себе.

Перед самой смертью, почувствовав наверное, она попросила мать позвонить мне, хотя жили мы в соседних подъездах. И в трубку я услышала: «Юляня, скорей приходи и купи мне крестик и тапочки». Разобрать, что она говорит, только я могла, после второго удара она стала путать местами слоги. Даже мать не понимала, а я почему-то понимала все, наверное, слышала ее сердцем! Я же, пообещав, что вечером забегу, положила трубку. На вопрос матери, что она говорила, я отмахнулась, соврав, что не поняла… Вечером я не зашла, где-то закрутилась. А на следующий день бабушки не стало… А я так и не принесла ей крестик и тапочки…

Но вернемся к тому, что в недобрый час я решила продать квартиру. Словно какая-то сила толкала и толкала меня делать откровенные глупости. Тем более, что жить с Колей в дальнейшем я не предполагала… Я оправдывала себя тем, что продать ее нужно именно сейчас, пока цены на пике, потом неминуемо должен последовать обвал цен… Вот тогда я и куплю себе или две, или одну, но большей площади. Ведь с двумя детьми в однушке…

Продала я ее просто каким-то чудом, причем по очень приличной цене. А чудом, это потому, что в квартире была прописана Арина, и, чтоб получить разрешение у опекунского совета на продажу жилплощади, в которой проживает несовершеннолетний, я должна была предоставить доказательства того, что пропишу ребенка в лучшие условия. В итоге Ариша и я прописались у Аветянов, а квартира пущена «с молотка».

Свою красивую резную мебель я вынесла к матери, в маленькую спальню. Там же поселились и мы с Колей. В руинах, среди кучи тюков и коробок, мебели, занимавшей треть комнаты, мы и угнездились.

Нужно сказать, что к этому моменту у меня совсем пропал вкус к жизни, и я себя бесконечно кусала и винила в душе за все происходящее со мной. От бесконечного безденежья вид я имела отнюдь не цветущий. Живот рос. А муженек опять присел на наркоту. Дошло до того, что я машинально прятала ценные вещи, зная, что он должен прийти домой. А из ценных вещей у меня осталась мобилка и фотоаппарат. Золото он все вынес, проиграл в автоматы.

Мать нашему подселению была не рада чрезвычайно. А я, беспомощная от того, что у меня был семимесячный срок беременности, лишь чувствовала тупое отчаяние. Недовольство матери можно было понять, Коля частенько затевал жуткие наркоманские скандалы, денег почти не приносил, мы все дружно проедали копеечные алименты (на которые лишь пару раз в магазин сходить можно было) и материну пенсию. Она через слово попрекала меня тем, что я продала квартиру, связалась с уродом моральным. Мои доводы насчет того, что я не в состоянии оплачивать коммунальные услуги и то, что через каких-то полгода-год упадут цены, и я, наконец, смогу расширить жилплощадь, она не слышала. Все пилила и пилила, доводя меня до исступления. Я ведь и сама мучались от того, что все так выходит! И сама прекрасно знала!

Именно поэтому я и не выгоняла Колю. Не поверите, но он хоть как-то защищал меня от ее нападок! В общем, запуталась я так, что сама не понимала что творю. И она таки допекла меня своими бесконечными скандалами и требованиями, чтоб я куда-нибудь съехала. Она раз в неделю повадилась бегать к участковому, жаловалась и на меня, и на Колю, опозорила перед всеми соседями, что на улицу стыдно было выйти…

Покупать опять однокомнатную — это шило на мыло менять, и я решила купить недостроенный дом… Прикинув, если половину имеющейся суммы я потрачу на «коробку», остальной половины должно хватить на достройку… Все я правильно рассчитала, не внесла в смету лишь одно — Колю и наркотики…

«Коробку купила», и мы рьяно занялись стройкой. Описывать, каким это оказалось ужасом, мне и по сей день жутко. Коля хватался за все подряд, ничего не доделывая, брал деньги на покупку стройматериалов и пропадал, являясь через сутки без денег и без мобилки… Тогда я его выгоняла, а через недельку-другую опять пускала назад, устав отбиваться от нападок старой фурии. С ним я хоть была не так одинока, что ли…

 

[Маруся]

Последняя капля

Рассказывать можно долго, но стоит ли? Ничего особо примечательного нет, сплошная череда неприятностей, бесконечные убытки и нервотрепка, и что самое главное — постоянное ощущение безысходности. А уж о чувстве собственного достоинства я вообще молчу. Его у жены наркомана не остается вовсе. Вот что такое жизнь с наркоманом!

А как я плакала, лежа в роддоме. Родила девочку, в эту же ночь Колюня прибежал с цветами и убежал, сказав, что его ждут строители… А следующей ночью, накануне выписки, позвонила его мама и встревоженным голосом сообщила, что Коли нет, телефон отключен. А мне в восемь утра выписываться. Как же я рыдала! Я не могла остановиться часа три подряд, просто припадок какой-то случился. На меня недоуменно смотрели соседки по палате, мне было и стыдно, но и сдержать я себя не могла. Так я не плакала никогда в жизни, и надеюсь, никогда больше не придется… Наутро глаза отекли так, что морда стала похожа на жопу! Как ни странно, утром новоиспеченный папаша явился за нами, привез мать и Арину. А на выходе, когда предложили сделать памятную съемку, оказалось, что у него нет с собой ни копейки! Даже на фото нет! Может, это и к лучшему, думала я, потому что лицо было катастрофически распухшее…

Вспоминать жутко и противно. Я чувствовала себя настолько унизительно нищей, что мне абсолютно не хотелось выходить на улицу. Мне казалось, все вокруг знают, как я до этого жила и во что теперь превратилась моя жизнь. Если я и выходила, то старалась не смотреть вокруг, чтоб, не дай бог, никого не встретить и чтоб, не дай бог, никто не спросил: как дела? А если я все же на кого-то случайно натыкалась, я пробегала пулей, на ходу сообщая, что некогда, опаздываю…

Дом так и не вышло достроить, потому ютились мы вчетвером в маленькой спальне. Кроватку детскую приткнуть было негде, поэтому спала маленькая Кристиночка на двух креслах, составленных вместе. Недостроенный дом, который я не имела возможности навещать, потихоньку разворовывал Коля. А когда я все-таки обнаруживала пропажу — то сенсорной печки, то стройматериалов, он разыгрывал целые пьесы, рвал на себе волосы, делал вид, что сейчас побежит в милицию писать заявление… И я ведь прекрасно понимала, кто вынес. Но сил и желания что-то доказывать совершенно не было…

А еще он повадился воровать у меня карточку, на которую государство переводило пособие на ребенка… И таких «а еще» было миллион, только сил справиться со всем этим совсем не осталось. Ребенок был еще совсем крошечный, пойти на работу, чтоб хоть как-то отвлечься, я не могла, потому что мать наотрез отказывалась сидеть с ребенком. О том, что свекровь поможет, можно было и не мечтать, они сами еле сводили концы с концами, ей нужно было работать…

Но были и радостные моменты. Аришка очень радовалась тому, что у нее есть сестренка. Она даже в роддом принесла конфеты и куклу и очень удивлялась, что девочка не хочет конфет! А когда ее развернули и уложили на кровать, она удивленно принялась разглядывать младенца. Тихонько потрогала крошечный носик, пощупала ушко, волосики.

— Мама, мама! — восхищалась она. — Это ж ежик, смотри! А это иголочки! — смеялась она, трогая маленькие торчащие волосики девочки.

Почти каждое утро я просыпалась от того, что Арина стоит надо мной и с замиранием сердца ждет, что я проснусь.

— Мама, спасибо тебе большое, что ты Ежика родила! — каждое утро благодарила она меня. — Такого ма-аленького, добренького!

Так к ней и приклеилось это забавное прозвище — Ежик. И в эти моменты я понимала, что несмотря ни на что поступила правильно.

Дом, естественно, никто не достроил. Я, сидя дома с грудным ребенком, могла только догадываться, чего ж еще не досчитаюсь, если приеду посмотреть. Поэтому ехать туда совершенно не хотелось. Я стала настолько равнодушная, мне, наоборот, почему-то хотелось взять и распродать все, совсем все, что напоминало мне о прежней жизни! Я продала за бесценок мебель, вместе с ней и латуневые статуэтки, подсвечники. Тогда мне ничего не было жалко!

Той зимой я и написала свою первую книжку. Конечно, скорей для того, чтоб отвлечься. И конечно, для того, чтоб мои дочки смогли прочесть о моей жизни. Описывая события давно минувших дней, я как бы отвлекалась от реальных будней…

А весной, когда Ежику исполнилось семь месяцев, я наконец выгнала Колюню на хрен! Выставила недостроенный дом на продажу, не понимая, что ж я буду делать с этими копейками… Как я и предполагала, цены на недвижимость упали даже не вдвое, и продала я этот дом всего за пятнадцать тысяч долларов, а продавала квартиру тогда за шестьдесят. Не продать его было нельзя, потому что Коля и его дружки дорогу туда знали хорошо и внаглую разбирали его по кирпичикам, а достраивать его мне совершенно не хотелось. Как же досадовала моя матушка, и я в миллионный раз корила себя за то, что поддалась ее глупым требованиям и не настояла на своем! И ведь знала, прекрасно знала, что, если чуть подождать, я смогу купить две квартиры на эти деньги!

Но дело было сделано, на руках эти несчастные пятнадцать штук, и квартиру на них уже не купишь, потому что она стоила примерно двадцать пять. Наверное, Провидению было угодно лишить меня всего. Быть может, слишком досадовал Рома, что мне осталась эта квартира, не знаю…

А дальше… Знаете, что было дальше? Я, наверное, совсем разучилась думать. Или просто мне настолько хотелось побыстрей вырваться из этого ужаса, что я решила потратить эти деньги на какой-либо бизнес, лишь бы чем-то заниматься, лишь бы был повод сбегать из дома, оставляя малышку на попечение матери…

Вы, наверное, уже догадываетесь, что эти последние деньги я лихо просрала, до копейки! В конце концов, в свете последних событий — это просто тенденция!

Я почему-то возжелала открыть бикини-мойку… И по-«богатому», сразу оплатила полгода аренды! И это предприятие с треском провалилось. Я не знаю, это, ей-богу, необъяснимо было. Меня просто волокло и волокло, как будто черти толкали делать немыслимые глупости! Но ведь правда, раньше я всегда отличалась здравомыслием. Раньше… А в какой момент меня понесло? После развода с Ромой? Да нет, скорее раньше… Я б и не развелась с ним, если б со мной все было в порядке. Что-то не так со мной… А может, это порча?

Зато кому уж мои неудачи доставляли удовольствие, так это Роме. Узнав от матери, что мое очередное предприятие накрылось «медным тазом», он, как ни в чем не бывало (вроде как не в курсе событий), позвонил мне с рацпредложением.

— Слышишь, а ты думаешь ремонт делать? — деловито поинтересовался он.

— Думаю-думаю, — буркнула я.

— А когда? — настаивал он. — Тебе не противно в таких условиях жить? А дети? Тебе не стыдно?

— Не сейчас, немного позже, — чувствуя себя неимоверной сволочью, ответила я.

— А чего? Чего позже? Давай сейчас! У тебя остались деньги, должны ж остаться, — не отставал он. — Давай даже скинемся пополам.

— Да нет у меня уже денег! — в отчаянии воскликнула я. — Нет!

— Как нет? — картинно изумился он. — Ты ж продала квартиру за шестьдесят штук!

— Вот так нет! — заорала я. — Чего ты достаешь меня? Знаешь же прекрасно, что денег у меня не осталось!

— Ну, молодец! — злорадно хохотнул он. — Я, значит, оставил ребенку квартиру, а ты за год просрала ее с наркоманом! Умница!

— Может, потому и просрала, что тебя «жаба» давила слишком!

— Ну ладно, чего ты нервничаешь! Зачем тебе квартира, действительно? — продолжал издеваться он.

— Ничего, куплю я квартиру, — уверенно произнесла я.

— Да как ты ее купишь? — с наигранным участием спросил он. — Сейчас такие цены… Жалко, конечно, ребенка без жилья оставила.

— Не знаю как, но куплю, вот посмотришь.

Я положила трубку и задумалась. Да, я потеряла многое. Но я жива, здорова, у меня растут две дочурки-красавицы… Значит, что-то я сделала не так, раз Провидению угодно было лишить меня всего. Зато я очень многое переосмыслила, я повзрослела…

А знаете, когда человек вот так, как я, теряет материальные блага, мудрые евреи говорят: «Спасибо тебе, Господи, что взял деньгами!»

 

[Сэр]

пол дня читал

 

[BMW M Power]

Я только дочитал тоже)

 

[Маруся]

Ангелочек, а что со мной ? Ты забыла про меня ?

Да некогда всё. Помню, помню

 

[BMW M Power]

В Днепре раньше заведенице было Candies на улице Артёма, давно правда, сейчас наверное уже нет или переименовали)

 

[Маруся]

В Днепре раньше заведенице было Candies на улице Артёма, давно правда, сейчас наверное уже нет или переименовали)

Та, то уже из новых... Я в самом первом танцевала, Эйлат назывался

 

[BMW M Power]

Та, то уже из новых... Я в самом первом танцевала, Эйлат назывался

2015 или 2016 год был
И борщ самый вкусный у вас)

 

[Маруся]

2015 или 2016 год был

Сказать честно, не знаю, есть он ща или нет. Давно в том районе не была. Мой был в районе парка Чкалова

 

[BMW M Power]

Сказать честно, не знаю, есть он ща или нет. Давно в том районе не была. Мой был в районе парка Чкалова

Да уже и не важно, есть он или нет) Я в районах не особо помню, помню больше места, мост сити, репортер (борщ там), давинчи и ещё на Артёма и Карла либкнехта кальянная была классная спик изи называлась, вроде до сих пор есть она. Вспомнил, ещё в оранжерее было классно.

 

[Маруся]

И борщ самый вкусный у вас)

А у вас щи вкусные)