Поэзия

[Lala]

когда то так фанатела по этой группе.
ууух. помню была малой и слушала зимой эту песню. ностальгия такая приятная)

О, я тоже лет в 13 слушала и недавно тоже включала

 

[Lala]

Ой до слез

И вот уже Карелия не в радость,
В ней миши нет, а в сердце тук
И как же обрести мне эту сладость,
Пойду я мишке расскажу про пук.

 

[Ядумал]

О, я тоже лет в 13 слушала и недавно тоже включала

А я никогда раньше не слушал, но недавно выучил

 

[Аля Delete]

О, я тоже лет в 13 слушала и недавно тоже включала

вот я лет в 12-13 тоже)
попрошу маму включить. а то настоооольгииия)

 

[Антуанетта]

Ей говорили: "Не плачьте,
он не жилец,
раз получился таким, то чего жалеть.
Будут ещё ребятишки, возможно, два.
Зря вы, мамаша, — мучения продлевать".
Месяц без отдыха. Силы-то где брала?
Так закипала — как яростная смола.
Не на иконы молилась — на докторов.
Самаритяне тянулись, сдавали кровь.
Кровь была красная-красная, словно кхмер.
Мальчик и плакать как следует не умел.
Мальчик лежал в барокамере и молчал,
прямо почти гуманоид в косых лучах,
прямо небесный посланник за просто так.
"Только бы мне от любви не снесло чердак".
Дома сибирский мужик и сибирский кот.
Ей говорили: "Смотрите, какой урод.
Против природы ты, матушка, не попрешь.
Сын, как бразильская бабочка, синекож.
Нужен кому, если честно, такой хомут?
Долго, голубушка, бабочки не живут.
Век мотылька — два лазоревых взмаха сна".
Ей говорили: "Светило приедет к нам.
Вроде светило, и вроде бы из Москвы".
Ей говорили: "Проси", ей хотелось выть.
Вне своей собственной маленькой головы,
в голос, истошно и ранено, словно выпь.
Время в больнице застиранное до дыр.
Нет понедельника, пятницы, нет среды. Есть бесконечная длинная полоса.
То ли бинта, то ли взлетная, как сказать.
Это сейчас — нежным сердцем жуёшь стекло.
Это потом: "Ну вот надо же, повезло. Боже-ты-господи, магия, колдунство.
Дай вам здоровьичка, благ и всего-всего".
Машет сибирскому мужу рукой: "Иду".
Бог остаётся. Он курит. И он в аду.
Бражник садится на глаженый снег плеча.
Богу чертовски подходит халат врача.

#svirel_poetry

 

[Антуанетта]

Эдуард Асадов "Разговор с другом"


Знакомя, друг сказал мне сокровенно:
- Рекомендую: Коля. Пианист.
Прекрасный парень и душою чист,
И ты его полюбишь непременно!

«Прекрасный парень» в меру был живой.
Сел за рояль, Прокофьева сыграл,
Смеялся шуткам, подымал бокал,
Потом простился и ушел домой.

Ушел и канул в темноту и снег...
И я спросил у друга своего:
- Вот ты прекрасным называл его.
А чем прекрасен этот человек?

С минуту друг растерянно молчал.
Ходил, курил и молвил наконец:
- Он никому вреда не причинял,
Не лицемер, не склочник, не подлец...

И вновь спросил я друга своего:
- А доброго он людям сделал много? -
Мой друг вздохнул:- Да вроде ничего.
И все-таки он неплохой, ей-богу!

И тут мелькнуло: а не так ли я
Хвалю порой того, кто не подлец?
Но сколько рядом истинных сердец?
И все ль друзья действительно друзья?

Не прямодушен - ладно, ничего!
Не сделал зла - приветствуем его.
Мог утащить, а он не утащил
И чуть ли уж не подвиг совершил.

Иль, скажем, парень в девушку влюбился,
Жениться обещал. И под конец
Не оскорбил, не бросил, а женился -
И вот уже герой и молодец!

А то вдруг вам как на голову снег
Свалилось горе. Друг о том проведал.
Он мог добить, предать, но он не
предал.
Нет, не помог ничем, а лишь не предал,-
И вот уж он «прекрасный человек».

Смешно, но факт: мы, будто с ценной
ношей,
Со странной меркой носимся порой:
«Прекрасный» - лишь за то, что не
плохой,
А не за то, что истинно хороший!

Так не пора ль действительно начать
С других позиций доблести считать?

 

[Антуанетта]

ты — это то, что на фоне картин Моне
всё равно будет приковывать взгляд к себе.
как ни старался, но не о тебе сонет
не написал, нежной песни другой не спел.
сотни веков - и мы все превратимся в пыль,
но даже пыль будет помнить твои глаза.
хочется выжечь всё, хочется всё забыть -
но вспоминаю. и тело моё назад
катится, катится, катится колесом
в руки других.
только в них ли моя душа?

ты — это то, что не спрятать в запой и сон
и ни с одной из женщин не размешать.

ты — это то, что прекраснее слов и нот.
я жёг мосты, но опять о тебе пишу.
дни без тебя — не волнующее кино,
а лишь помехи, бессмысленный белый шум.
в каждом твоём робком взгляде и взмахе рук
больше поэзии, чем в сотне строк о них.
я буду честен до дрожи, я не совру,
если скажу, что ценю тебя больше книг,
больше картин, больше песен. и продолжать
можно ещё очень долго, но смысла нет;

...ты — это острая кромка того ножа,
коим судьба перерезала
глотку мне.

(с) оченьхорошо, туманов

 

[Антуанетта]

Сказать бы себе, обернувшись на юность, что жизнь – это просто: бери и живи. Не нужно искать безупречное счастье, сгорать от ревнивой и жгучей любви, придумывать людям мотивы их действий, оправдывать шрамы от брошенных фраз. Ведь с истинно близким легко и понятно - ни монстров, ни страхов, но он тебя спас.

Сказать бы, что счастье не может быть вечным – не верь в этот лживый цветной эталон. Наш век не приемлет признаний ошибок, что где-то сломался и был побежден. Но часто за смехом скрываются слезы, под лейблами - раны, за песнями – вой. Нормально грустить, ошибаться и падать. Важнее вставать и расти над собой.

Сказать бы, что дом – не коробка, где вырос, а место, где сердце находит уют. Река не способна похвастаться крышей, но, может, есть мост, на котором нас ждут. Ярчайшие окна – глаза твоих близких, важнейшие метры – шаги до вершин, а самые лучшие вещи – не вещи, а то, что положишь на полку души.

(с) Deacon

 

[Антуанетта]

Мы делимся на свет и тьму, на нищету и на монархов,
На прошагавших сотни миль и просидевших в старом парке.
На создающих новый мир и тех, кто строит новый бизнес,
На тех, кто носит рюкзаки, и тех, кто носит годы жизни.

Мы делимся на прошлый день и тех, кто ждет прихода завтра,
На покорившихся судьбе, и тех, кто сам - свободный автор.
На тех, чьи страхи на цепи, и тех, чьи вырвались наружу...
На тех, кто дорог и любим, и тех, кому никто не нужен.

Мы делимся на тех, кто ждет, и тех, кого мечтают встретить,
На тех, кто бросится на дно за теми, кто их не заметит.
На тех, кто пишет по ночам, и кто сжигает наши письма.
На тех, чьи сны украли те, кому мы никогда не снимся.

(с) Deacon

 

[Антуанетта]

Есть люди - души, люди - вещи, есть люди - боль, и есть бальзам,
есть те, кто бездне рукоплещет, и те, кто в сердце носит храм.

Есть люди, нужные как солнце и непростительны как грех, есть близкий дальше незнакомца, и есть чужак, что ближе всех.

Есть люди, гордые как ветер, и равнодушные как нож, есть те, кого ты еле терпишь, и те, кого годами ждешь.

Есть те, кто бродят сквозняками, и те, кто греет дом, любя. И большинство - в зеркальной раме.. И все похожи на тебя.

(с) Deacon

 

[Антуанетта]

я напишу роман на сотню глав,
о том, что ты мне снишься каждый вечер;
твой грустный взгляд — как острая игла,
твой нежный поцелуй — как залп картечи.

я нарисую бледное лицо,
худые пальцы, родинки на теле, –
а ты мне грудь напичкаешь свинцом,
и боль нас развенчает, да разделит.

в твоих глазах — осколки дальних звёзд,
что сквозь года не блёкнут, не тускнеют.
знай: эта страсть — до ужаса всерьёз,
и вряд ли совладать смогу я с нею,

ведь твой наряд узорами пестрит,
а руки пахнут розовым июлем; —

...но главное, — ты у меня внутри,
как между рёбер
всаженная
п у л я.

(с) туманов

 

[Антуанетта]

Наверно, жизнь была бы правильней,
скажи бы кто, как всё устроено,
Как не сломаться под ударами
и не сломаться среди сломанных
Как научиться древней мудрости
и устоять под тьмой и бедами,
Не выть, когда собакой воется,
но быть как та собака - преданным.

Сказал бы кто, на крышу вышедший,
что счастье пишут на фундаменте,
Что ценности хранят не в ящиках,
а в крепкой нерушимой памяти,
Что можно быть как камень целостным
и легким, словно ветер в знамени,
Тушить пожары быстро, бережно,
но самому гореть их пламенем.

(с) Deacon

 

[Антуанетта]

cегодня в полночь на перекрестке,
где Веге встретился Альтаир,
я буду ждать тебя. Целый космос,
дрожит и тонет в моей любви.
дай угадаю — ты будешь в белом,
в руках — букет полевых цветов.
ты будешь нежной, смешной и смелой,
и пахнуть вишнями и весной.
мы зашагаем с тобой по звездам,
сминая пятками млечный путь.
и горько-сладкий подлунный воздух
нас поцелует в гортань и грудь.
и будут мимо лететь кометы,
хвостами вмиг разрезая тьму.
а под ногами — Земля и лето,
и за руку я тебя возьму.

мы забежим погостить к Авроре,
прядущей звездное полотно,
монетки бросим в большое море,
зайдем в космическое метро.
нас понесет желтоглазый поезд,
минуя Дубхе и Алиот.
и ты несмело глаза прикроешь,
подставив теплый и мягкий рот.
и будут пальцы гулять по коже,
и сладкой вишни медовый вкус.

но кто ты?
мы не знакомы, все же.

4:30,
и я
проснусь.

*
я помню частности: кожа, губы,
ключицы, скулы, неловкость рта.
и как магнитом к себе тянула
твоя небесная красота.
твои ладони со вкусом стали,
галактики посреди ресниц.
как трещины на стекле сдвигались,
ломаясь и превращаясь в птиц.
мираж, придуманный пьяным мозгом,
а может, демон, крадущий сны?
твой город, голос, страна и возраст,
ответь мне — кто ты?
да кто же ты?

ты исчезаешь с рассветной дымкой,
под трель будильника в тишине.
и только ласковая улыбка,
лишь это — то, что осталось мне.
так больно, страшно и безнадежно —
секундой раньше держать в руках,
секундой раньше — касаться кожи.
но утро все превращает в прах.

и снова в полночь, на перекрестке,
у автострады других миров,
я жду тебя.
я одет неброско,
в руках букет полевых цветов.

ты незнакомка,
ты — страсть и нежность,
ты — тяжесть в сердце и боль в груди.

я просыпаюсь с пустой надеждой
в реальном мире
тебя найти.

© Джио Россо

 

[Антуанетта]

смотри, какая здесь темнота — луна под бархатным колпаком. скривив невесело угол рта, умело травишься табаком. вокруг отличнейший антураж: промозглый ветер, противный дождь. и кожа щёк до того бела, что мнится, тронешь — как лист прорвёшь. давай, соври, что ты камень, сталь, что ты не сломлен, не слаб сейчас. и что не липнет к тебе печаль, как к материнской груди дитя. за ворот свитера льёт вода, стекает прямо на теплый бок, а в пальцах, что холоднее льда, трясётся спичечный коробок. и где-то там, в глубине зрачков, где волны плещутся о гранит, сигналом бедствия, громким SOS, твой внутривенный огонь горит.
так замечательно быть для всех, одним за всех, за тебя — никто. ты отгоняешь, как муху, смех, предпочитая лежать пластом. и рухнет небо, и рухнет мост, в конечном счёте, так рухнешь ты. шагай по городу, мистер Фрост, тащи на тросе припай и льды. пусть ''как бы'' хочется теплоты, и ''как бы'' хочется стать водой, но за кулисами мрак и стынь, и ты подмостков гнилых король.
смотри, какая здесь темнота — куда черней твоего пальто. огромный город шуметь устал, гоняет тени в пустом метро. а ты, дружище, ещё дитя, не ровня тяжести вековой. запомни: всё на земле — пустяк, пока ты жив и стоишь прямой. беги легко мимо грубых фраз, насмешек колких, чужой молвы, и мимо тех любопытных глаз, что кожу скальпелем с головы. достань огонь из глубин зрачков, вспоров алеющий капилляр, и растопи ледяной покров, свой айсберг-груз подари морям. стань крепче, звонче, ещё сильней, не верь бессмысленной болтовне, и вопреки беспроглядной тьме, иди по солнечной стороне.

© Джио Россо

 

[Антуанетта]

Море,
пребывающее в состоянии покоя,
под твоими пальцами
вспенивается
штормом.
Осознавай последствия — не прикасайся ко мне рукой,
не красней пунцово,
задергивая шторы.
Лучше
завари нам чаю, приправленного печалью,
дорогами дальними
и
корицей.
Как масло, намажь отчаяние
на хлеб,
раздели
и отдай синицам.
Чудесный вторник, чудеснейший.
Поговорим о погоде, о твоей крестнице,
главное — не о будущем
или прошлом.
Не совершай оплошность.
Действуем осторожно.
А лучше — давай помолчим.
Ах! Изо рта вылетают слова-моллюски,
кружат над огарком свечи,
щупальцами оплетают люстру.
Через открытую форточку вплывают слова-акулы,
мурены, скаты
и белые киты.
От нежности сводит скулы.
И невод забрасываешь ты
с ловкостью заядлого рыбака,
опытного морского волка.
И розовые облака осыпаются
дождём
на шаткую книжную полку.
Губы твои — восхитительная наживка,
для маленькой рыбки кои,
заблудившейся в большом море.
Время тягуче и зыбко,
я глотаю твою улыбку,
как стальной крючок.
Ответь:
ты веришь в меня
ещё?
И цепкой актинией раскрывается твоя рука.
Осознавая последствия,
я касаюсь твоей ладони.

Море вспенивается. Расступаются берега.

Мы тонем.

Мы тонем.

Мы тонем.

(с) Джио Россо

 

[Anna2006]

Вчера сидела на веранде и пришло озарение:
***
Эх, знал бы ты мой друг чудесный,
О как прекрасен мир в ночи!
Ведь звезды - это дух небесный.
Ты лишь на небо посмотри.

Ты просто выдели секунду
И подними на небо взор.
Увидишь звездные фигуры,
Мы на Земле под их крылом.

 

[Anna2006]

***
Одинокий фонарь стоит у дороги, но свет его льется вокруг.
Он плавно течет по ниточке белой, что создал за день паук.
А вот мотылек пролетал мимо тут, но свет и его облачил.
Мотылек не один, он с другим мотыльком, улетает снова в ночи.
И казалось бы пусть фонарь одинок, он свет всем вокруг подарил.
От тех двух мотыльков и прозрачный росы, до людей, чей он путь освятил.

 

[Sasha 51]

Зоркие окна —
Кто согреет зоркие окна?
Пожалей беззвучными словами
Своего оловянного Христа

Жадные пальцы
Кто накормит жадные пальцы?
Обними голодными руками
Своего неспасённого Христа

Беглые тени
Кто поймает беглые тени?
Спеленай надёжными цепями
Своего безнадёжного Христа

Скользкие вены
Скользкие тревожные вены
Поцелуй холодными губами
Своего зазеркального Христа
...........................
Круглое небо
Кто накажет круглое небо?
Задуши послушными руками
Своего непослушного Христа

Егор Летов. 1990

 

[Anna2006]

***
Мама - первое слово. Главное в жизни твоей.
Никак не забыть мне во веки слова из твоих колыбель.
Я их передам своим детям, слова , что навеки во мне.
Ночами когда мне не спится блуждают они в голове.
Мне мама дала ту заботу , какую нельзя описать
И детям своим , я надеюсь, смогу я ее передать.
Пусть много ошибок свершу я , лишь мама их сможет простить.
Открыв мне объятья с любовью и дверь предо мной не закрыть.

 

[Сэр]

Море,
пребывающее в состоянии покоя,
под твоими пальцами
вспенивается
штормом.
Осознавай последствия — не прикасайся ко мне рукой,
не красней пунцово,
задергивая шторы.
Лучше
завари нам чаю, приправленного печалью,
дорогами дальними
и
корицей.
Как масло, намажь отчаяние
на хлеб,
раздели
и отдай синицам.
Чудесный вторник, чудеснейший.
Поговорим о погоде, о твоей крестнице,
главное — не о будущем
или прошлом.
Не совершай оплошность.
Действуем осторожно.
А лучше — давай помолчим.
Ах! Изо рта вылетают слова-моллюски,
кружат над огарком свечи,
щупальцами оплетают люстру.
Через открытую форточку вплывают слова-акулы,
мурены, скаты
и белые киты.
От нежности сводит скулы.
И невод забрасываешь ты
с ловкостью заядлого рыбака,
опытного морского волка.
И розовые облака осыпаются
дождём
на шаткую книжную полку.
Губы твои — восхитительная наживка,
для маленькой рыбки кои,
заблудившейся в большом море.
Время тягуче и зыбко,
я глотаю твою улыбку,
как стальной крючок.
Ответь:
ты веришь в меня
ещё?
И цепкой актинией раскрывается твоя рука.
Осознавая последствия,
я касаюсь твоей ладони.

Море вспенивается. Расступаются берега.

Мы тонем.

Мы тонем.

Мы тонем.

(с) Джио Россо

Привет. Миша не звонил?