Поэзия

[Антуанетта]

В небесном своём Простоквашино
небесный сидит Матроскин,
светло в избёнке некрашеной,
по небу ползут полоски

красного-красного цвета
красного-красного детства.
Матроскин ест – вниз котлетой
бутерброд из августа месяца.

Вагон голубой, качаясь,
идёт к облакам кудрявым,
И стебельки иван-чая
За ним не склоняются. Прямо

Стоят, облетая синим,
а в вагоне – там Чебурашка,
и ящики с апельсинами,
и папа в белой рубашке,

и мама, и кошка трёхцветная,
и восьмидесятые рядом,
и мы, совершенно – летние
туда когда-нибудь сядем.

Анна Долгарева

 

[Антуанетта]

У природы нет плохой погоды —
Каждая погода благодать.
Дождь ли снег — любое время года
Надо благодарно принимать,

Отзвуки душевной непогоды,
В сердце одиночества печать,
И бессонниц горестные всходы
Надо благодарно принимать,

Надо благодарно принимать.

с.мерть желаний, годы и невзгоды —
С каждым днем все непосильней кладь,
Что тебе назначено природой
Надо благодарно принимать.

Смену лет, закаты и восходы,
И любви последней благодать,
Как и дату своего ухода
Надо благодарно принимать,

Надо благодарно принимать.

У природы нет плохой погоды,
Ход времен нельзя остановить.
Осень жизни, как и осень года,
Надо, не скорбя, благословить.

Надо, не скорбя, благословить,
Надо, не скорбя, благословить.

Эльдар Рязанов

 

[Антуанетта]

Я не то чтобы тоскую...
Возьму в руки карандаш...
Как сумею, нарисую
скромный, простенький пейзаж:

дождь, летящий снизу в небо,
солнца ярко-черный свет,
на кровавом жарком снеге
твой прозрачный силуэт.

От луны в потоке кружев
льется синенький мотив,
и бездонный смелый ужас
смотрит в белый негатив.

А там дождь, летящий в небо,
траурный и горький свет,
тень огромная на снеге
от того, чего и нет.

Эльдар Рязанов.

 

[SSR]

Я незаметно на дереве в листьях
Наполняю жизнь свою смыслом,
Пряду свою тонкую нить.
Нас очень много на дереве рядом,
И каждый рожден шелкопрядом,
И прядет свою тонкую нить.

Кто-то в паутину религий попался,
Кто-то бредит пришельцами с Марса,
Я пряду свою тонкую нить.
Кто-то открывает секрет мироздания,
Кто-то борется с твёрдостью камня,
Я пряду свою тонкую нить.

Я не умею чего-то ещё,
Я маленький червячок,
Мир безумный проносится мимо.
А мы создаём своими руками
Невесомые тонкие ткани,
Красота их вполне ощутима.

А моря до краёв наполнялись по каплям,
И срослись по песчинкам камни,
Вечность — это, наверное, так долго.
Мне бы только мой крошечный вклад внести,
За короткую жизнь сплести
Хотя бы ниточку шёлка...

Flёur — Шелкопряд

 

[Антуанетта]

Я незаметно на дереве в листьях
Наполняю жизнь свою смыслом,
Пряду свою тонкую нить.
Нас очень много на дереве рядом,
И каждый рожден шелкопрядом,
И прядет свою тонкую нить.

Кто-то в паутину религий попался,
Кто-то бредит пришельцами с Марса,
Я пряду свою тонкую нить.
Кто-то открывает секрет мироздания,
Кто-то борется с твёрдостью камня,
Я пряду свою тонкую нить.

Я не умею чего-то ещё,
Я маленький червячок,
Мир безумный проносится мимо.
А мы создаём своими руками
Невесомые тонкие ткани,
Красота их вполне ощутима.

А моря до краёв наполнялись по каплям,
И срослись по песчинкам камни,
Вечность — это, наверное, так долго.
Мне бы только мой крошечный вклад внести,
За короткую жизнь сплести
Хотя бы ниточку шёлка...

Flёur — Шелкопряд

Я скидывала эту песню где-то выше. Хорошая, я когда вегетарианством увлеклась, наткнулась на эту группу в каком-то сообществе. Мне ещё нравится песня "Тёплые коты".

 

[Антуанетта]

 

[Антуанетта]

Живут на свете дураки:
На бочку мёда — дегтя ложка.
Им, дуракам, всё не с руки
Стать поумнее, хоть немножко.

Дурак — он как Иван-дурак,
Всех кормит, обо всех хлопочет.
Дурак — он тянет, как бурлак.
Дурак во всём — чернорабочий.

Все спят — он, дурень, начеку.
Куда-то мчит, за что-то бьётся...
А достается дураку —
Как никому не достаётся!

То по-дурацки он влюблён,
Так беззащитно, без опаски,
То по-дурацки робок он,
То откровенен по-дурацки.

Не изворотлив, не хитёр,—
Твердя, что вертится планета,
Дурак восходит на костёр
И, как дурак, кричит про это!

Живут на свете дураки,
Идут-бредут в своих веригах,
Невероятно далеки
От разных умников великих.

Но умники за их спиной
гогочут...
— Видели растяпу?
Дурак, весь век с одной женой!
— Дурак, не может сунуть в лапу!

— Дурак, на вдовушке женат
И кормит целую ораву!...
Пусть умники меня простят —
Мне больше дураки по нраву.

Я и сама ещё пока
Себя с их племенем сверяю.
И думаю, что дурака
Я этим делом не сваляю.

А жизнь у каждого в руках.
Давайте честно к старту выйдем,
И кто там будет в дураках —
Увидим, умники! Увидим.

 

[Conapesca]

Кто сказал, что время - лечит?
Лечат - сердцем, делом, взглядом.
Лечит тот, кто, взяв за плечи, скажет:
- Я с тобою рядом!

Лечит тот, кому ты веришь.
Кто не даст тебе - хандрить.
Кто всегда - откроет двери,
И тебя заставит - ЖИТЬ...

 

[Антуанетта]

Если осень, то сразу вниз. Вместе с небом в осколки луж. Я не знаю, зачем ноябрь – в нем погибло немало душ, в нем ломались гранит и сталь, рассыпались в труху мечты, в нем почти что сломался я, превратившись в сплошной пустырь.

Было, впрочем, немало дней – поумнеть, нарастить броню. Этим летом почти воскрес и почти побывал в раю, но сентябрь, как редкий яд, был подмешан уже в июль. И, наверно, свинцовый дождь добивает не хуже пуль.

Дни рождения – просто дни, мы взрослеем в осенний час. На страницах ушедших лет вместо сказки пойдет рассказ. В водостоке бурлят слова, что сегодня звучат как сон. И обидно, что все мечты никогда не вместить под зонт.

Остается идти вперед, закрываясь от хищных стуж. Если осень, то сразу вниз, вместе с небом под стекла луж. Кто-то будет ползти наверх, кто-то сможет разжечь огни, но, по сути, спасется тот, кто протянет ладонь другим.

(c) Deacon

 

[Антуанетта]

Все мы ломались. Сейчас или в прошлом. Всех предавали, бросали и жгли. Всех нас меняли на цепь или брошку, все продавались за хлеб и рубли. В каждом из нас умирали надежды, в каждом под ребрами - список имен, мы – не святое, не злое, а между, между чертями и ликом икон.

Все мы цеплялись. За близких и время. В них ошибались и тратили зря. Все мы пытались жить мудро по схеме, сахар не есть (или есть втихаря). Лучшая чашка ждала нас в серванте, пили из старых, а эту - гостям. Все мы копили для неких гарантий, к черному дню и дурным новостям.

Все мы мечтали. Тайком или громко. Все рисовали победный маршрут. Все убегали из дома с котомкой с хрупкой надеждой, что где-то нас ждут. Все примеряли насмешки и жалость, если пришлось возвратиться назад. Всем нам знакомо, как взглядами жалят, как, соболезнуя, тонко язвят.

Все спотыкались. Встречали преграды. Все мы боялись споткнуться опять. Впрочем, храбрец ведь не тот, кто не падал, смел, кто рискует еще раз начать. Можно и чашку в особенный вечер, можно и деньги – всю жизнь под кровать, только живем мы сейчас, а не вечно, хочешь в Париж, значит, стоит слетать.

Много людей и желаний в анкете. Много неважных и блеклых как пыль. Многое мельком внушили соцсети, чье-то вранье и пустой кинофильм. Я же о том, что останется в сердце, что прорастает колосьями ржи, то, что не может к утру «расхотеться», то, что, по сути, и есть наша жизнь.

(c) Deacon

 

[SSR]

Я если делаю добро, чаще через силу,
Боясь что может прилететь тяжелое «спасибо».
И как обычный, боюсь человека с «ксивой»,
Не то чтобы бандит какой, но это ведь Россия.

Хочу стать осени любимым сыном,
И чтобы город сильно обнял теплом магазина.
Пока мы в ароматизированной не резиновой,
Несемся Каспийским Грузом из окна машины.

Там где асфальт блестит словно покрытый лаком,
Там где шоссе как смс — 70 знаков.
Там где любой суперзвезда — тысячи камер,
Город подросток — утро. Борьба со стояками.

И мы счастливые, что с тобой без лицемерия,
Не разлетелись обещанием данным по хмелю.
А так-же вместе и всего с одним вопросом,
Родной, ну когда ты уже станешь взрослым.

Вещи зимние, скорее теплые чем стильные,
Два комплекта резины, телевизор в гостиной.
Все продуманно, все так необходимо,
И в жизнь врезалось лосинами. (Спроси меня)

Пока последнее не потеряно по синьке,
Пока слова любимых песен все еще красивы.
Пока в привычках больше правильного чем противного,
И воспитание отца не летит до корзины.

Когда ты уже станешь взрослым,
Как мама, что из Чебоксар теперь ко мне по воздуху.
Как друзья, что набирают вес теряя волосы,
Как умники что были до и останутся после.

Ну да наверное я в возрастном отрезке даже,
Когда тест на нарк*тики - ничего не покажет.
Но слава богу, в голове еще та каша,
Что делает меня тем самым, кому ты скажешь.

Ну когда уже станешь взрослым,
Все какие-то шорты да кроссы.
И все твои серьезные вопросы,
Если честно как-то не серьезны.

Ну когда уже станешь взрослым,
Давно пора уже по ветру носом.
А ты все думаешь, над нами космос,
Не замечая, что там только боссы.

КАРАНДАШ

 

[Антуанетта]

Б. Пастернак

Любить иных — тяжёлый крест,
А ты прекрасна без извилин,
И прелести твоей секрет
Разгадке жизни равносилен.

Весною слышен шорох снов
И шелест новостей и истин.
Ты из семьи таких основ.
Твой смысл, как воздух, бескорыстен.

Легко проснуться и прозреть,
Словесный сор из сердца вытрясть
И жить, не засоряясь впредь,
Всё это — небольшая хитрость.

 

[SSR]

Мой первый шаг, мой первый друг,
Всё это вспомнилось и светлей стало вдруг.
Благодарю всею душой
Всех, кто со мной прошёл
Этот путь большой.

После дождя радуги свет,
А после музыки на душе тихий свет.
Но нам предать друг друга нельзя,
Ведь ангел музыки смотрит нам в глаза.

В небе ночном на исходе лета
Ярких жемчужин, ярких жемчужин рой,
Не покидай, сотканный из света,
Ангел-хранитель мой, ангел-хранитель мой.
Ангел-хранитель мой.

И.Крутой

 

[Антуанетта]

Помнишь, как в детстве болтали о страшном –
всё обсуждали вампиров и ведьм.
Прежде казалось, что мир полосатый:
Черный и белый легко разглядеть.
Нам было жутко от ветхого дома –
Вроде бы банши видали в селе.
Плотно закутавшись, спали при свете,
Втайне мечтая скорей повзрослеть.

Бойся желаний! Нам стукнуло тридцать.
Монстрам уже не поймать сорванцов.
Только вот страхи по-прежнему в сердце -
Страхи всего лишь сменили лицо.
Нам было жутко от ветхого дома?
Жутко, когда начинало темнеть?
Страшно не это, а сумрак во взгляде,
Страшно однажды самим опустеть.

Страшно играть бесконечные роли,
Страшно с улыбкой протягивать яд.
Страшно, когда наши кеды и куртки
стоят дороже чем тысячи клятв.
Помнишь, как в детстве болтали о ведьмах -
Монстров искали в чернильном окне?
Всё удивлялись, как взрослым не страшно...
Взрослая жизнь оказалась страшней.

(с) Deacon

 

[Антуанетта]

послушай,
если начать сначала,
никто не знает, с чего начать.
сменить кроссовки на самом старте?
а, может, сразу - отца и мать?
найти район, где спокойно спится –
никто не бьет во дворе фонарь?
оставить школу с клеймом изгоя,
уйдя в другую, где ты – главарь?
закончить ВУЗ?
или, к черту, бросить?
а, может, проще – купить диплом?
пять дней в неделю сидеть в конторе и ждать зарплату:
«пришло?
пришло?»
а, может, делом своим заняться?
рискнуть по полной:
как есть, так есть?
отметить в небе какой-то лучик,
схватить стремянку и молча лезть?

послушай,
если начать с начала,
никто не знает, с чего начать.
тебе не скажут:
отсюда надо!
вернись-ка этак годков на пять,
исправь вот здесь,
поверни направо,
пришей заплатку,
закрой свой рот...

оставь вчерашнее там,
в начале,
а здесь,
сегодня,
смотри вперед.

пихать в рюкзак кирпичи ошибок?
ты это можешь –
кирпич в руке.
однако быстро бежит не сильный,
а тот,
кто движется налегке.
жалеть о чем-то уже нет смысла –
дешевле прошлого только с.мерть.
отсчет пошел с этой самой строчки.
не бойся.
действуй.
меняйся.
верь.

(с) Deacon

 

[Антуанетта]

Плохой ли, хорошей рождается птица -
Ей всё равно суждено летать.
С человеком же так не случится.
Человеком мало родиться,
Им еще надо стать.

Э. Асадов

 

[Антуанетта]

под одеялом звëздным
я, позабыв о прочих,
в день, когда будет поздно,
вновь тебя вспомню ночью:
сердце желает биться
в хрупкой твоей ладони,
отблесками зарница
за горизонтом тонет,
в тëмный осенний вечер
в стенах многоэтажки
словно чужим наречием
я говорю о важном,
сжав в охладевших пальцах
пальчики осторожно.
вечность бы прикасаться,
мягкую гладить кожу,
слышать и восторгаться
каждой из нот парфюма,
и в тишине оваций,
и в запредельном шуме
вечность с тобой смеяться,
не вспоминая слëзы.

будто бы нам семнадцать,
и ничего не поздно.

(с) оченьхорошо

 

[Антуанетта]

Там, где юный ветер танцует польку, и по старым скалам струится дрожь, жил один волшебник. Не злой нисколько, но и добрым тоже не назовёшь. На пороге часто толпились люди. Через поле шли они, через лес. И просили люди всегда о чуде, не хватало в жизни у них чудес.
Совершалась магия, сказка, мана. Из мешка чудак доставал стекло: оно было чёрным, как ночь Самайна или светлым стёклышко быть могло.
По углам, как мыши, шныряли тени, засыхала в вазочке пастила. И ещё висели везде на стенах бесконечно разные зеркала.
Вроде всё зависело от настроя. Говорили: если смотреть с тоской —
погибают страшно от ран герои, за добычей гонится царь морской.
Говорили: если смотреть подольше, по делам особо не торопясь, то увидишь: солнышко бьёт в ладоши, на стволах дубов проступает вязь, и бросают вызов лихой фортуне пилигрим, кочевник и баламут. Забрела к волшебнику раз колдунья, хотя ей-то вроде бы ни к чему.
Принесла рябины, душицы, специй и вина, которому сотня лет:
— дорогой волшебник, яви мне сердце, покажи мне сердце моё в стекле. Я ещё надеюсь, что я успела, что внутри меня — не кромешный снег, не остылый камень, не горстка пепла, что живое сердце горит во мне.

Там, где звёзды древними факелами озаряют реку, и мрак над ней,
смотрит ведьма в зеркало, видит пламя: то слабее бедное, то сильней. Озорное пламя, фонтаны искр, расправляет крылья, течёт смолой.
Потому что раньше один магистр, не сказать, чтоб добрый. Совсем не злой, а упрямый, правильный, что полено (или столб — какая столбу нужда),
полюбил колдунью. Дурак, наверно. Но построил дом и уселся ждать. Зеркала повесил — старался я же, приходи, народ, удивись, народ.
И хохочет маг, и колдунья пляшет — может, польку, может, вообще фокстрот.
На столе рябина, вино, посуда. Колдовское зелье бурлит в горшке.
Люди верят в чудо, желают чуда. А вот чёрных стеклышек нет в мешке.

#svirel_poetry

 

[Антуанетта]

мы любили. так мы любили, что раскалывалась планета.
ноги стыли, и губы ныли, и слезились глаза от ветра.
не хотелось вина и денег, и людей никаких не хотелось.
не смотрелся продажный телек. и вообще ничего не смотрелось.

мёрзли руки, сжимая плечи. и в пальто зарываясь носом,
говорила: давай, до встречи. между нами тянулся тросом
вкус и запах любимой кожи. всё пьянило, мешались мысли.
и смеялся над нами боже из холодной небесной выси.

мы любили. так мы любили, что не знали другого дела.
даже врозь мы с тобою были как одно восковое тело.
и стояло на месте время, и шумели чужие дети...
и весна целовала в темя нас двоих. на другой планете…

© Pola (Полина Шибеева)

 

[Антуанетта]

Любой,
прошедший эту жизнь,
оставит след.
Большой ли?
Малый?
Так просто:
надпись на стене,
фонарь, разбитый на вокзале,
В грязи запачканный паркет,
качели, сломанные ночью.

Тот след,
что можно починить,
отмыть или
заклеить скотчем.

Быть может,
это цепь следов:
картины, дремлющие в раме,
Стремительные кляксы нот,
звучащие между листами,
Стихи, написанные в миг,
когда болит без остановки
И душу, мокрую от слез,
сушил на бельевой веревке.

А, может,
это будет след,
невидимый врачам и судьям.
Булыжник разбивает стенд,
людей же могут только люди.
В законе нет статьи для тех,
кто убивает чью-то душу,
Как нет хирургов и лекарств
для раненных намного глубже.

Но в этом маленьком мирке
исписанных столбов и лифтов
Еще встречаются следы,
что сделаны особым шрифтом.
Выводишь их не час, не два,
не купишь на центральном рынке...

Следы,
способные сиять
и проявляться,
точно снимки.

(c) Deacon