JavaScript отключён. Чтобы полноценно использовать наш сайт, включите JavaScript в своём браузере.

Ответить в теме

Сообщение: <blockquote data-quote="Маруся" data-source="post: 669369" data-attributes="member: 1">ИЛЬЯ ПРОСИТ ПРОЩЕНИЯМногое переменилось на участке мастера Чуркина. Деревья теперь трелевали с кронами, и на делянке остались только вальщики леса и чокеровщики, а все девчата-обрубщицы перешли на верхний склад. Здесь на утрамбованной площадке они без помехи обрубали сучья и не сжигали их больше на кострах, а складывали в поленницы. Вывозили древесину с верхнего склада теперь в хлыстах, и Вера со своими раскряжевщиками перебралась на нижний склад.И Тосина кухня перекочевала вслед за обрубщицами. Тося разбогатела: ей дали вагончик — на одной половине кухонька, а на другой — маленькая столовая, где лесорубы могли по очереди обедать в тепле. На стенке вагончика красовалась размашистая надпись мелом: «Ресторан „Навались“ имени Т. Кислицыной».Яркое февральское солнце слепило глаза в вагончике, где хозяйничала Тося. Все вокруг было новое, веселое, блескучее: и чистенькая кухонька, и эмалированные кастрюли, и ножи, и миски, и щеголеватый маленький будильник, уютно тикающий на полке. А вот Тося в перекрахмаленном, жестяном переднике и большом, наползающем на глаза колпаке была пасмурной и хмурой. Думая невеселую думу, она машинально резала хлеб ножом-хлеборезкой.Равнодушные к Тосиному горю, весело булькали кастрюли. Вкусный пар волнами ходил по маленькой кухоньке. Тося оторвалась от хлеборезки, посолила варево, взглянула на чистенький будильник и заторопилась. Она разложила нарезанный хлеб по тарелкам и поставила тарелки у раздаточного оконца, над которым висела новенькая книга жалоб и привязанный к ней электропроводом неочиненный безработный карандаш.Тося вошла во вторую половину вагончика, где была столовая. На скамейке в углу кто-то спал, с головой укрывшись полушубком. Из-за чугунной печки торчали валенки в калошах из красной резины. Тося расставила тарелки с хлебом на столах, подкинула в печку дров и неодобрительно покосилась на валенки, но ничуть не удивилась, обнаружив их в вагончике.На верхнем складе загудел паровозик. Тося заглянула в окошко поверх куцей занавески — завхоз пожалел ситца! — и громко сказала валенкам:— Игнат Васильевич приехал!Валенки живо спрыгнули на пол, полушубок сполз с головы и открыл заспанное лицо мастера Чуркина: он умел по-своему приноровиться к любым преобразованиям.— Поднажмем, девчатушки! — крикнул Чуркин хриплым спросонья голосом и выбежал из вагончика.Тося плеснула в рукомойник теплой воды, повесила на катушку чистое полотенце. Потом она открыла большой, чуть ли не амбарный замок, которым был заперт бачок с питьевой водой, вылила туда чайник остуженной кипяченой воды и снова навесила богатырский замок.Тоненько прозвенел будильник. Тося придирчиво осмотрела столовую и себя, пришпилила к стенке загнувшийся уголок стенгазеты, поправила поварской колпак на голове и толкнула входную дверь. Высунувшись из вагончика, она зазвонила в маленький певучий колокол, примостившийся над дверью. Чистый серебряный звон поплыл над лесом. Тося послушала, подумала, как обрадовалась бы она этому колоколу раньше, и с чувством, что жизнь не удалась, вернулась в вагончик…По волоку со стороны делянки гуськом двигались на обед вальщики леса. Впереди шел Филя в лихо заломленной кубанке и с крупным синяком под глазом. В углу его рта стыла давно погасшая папироса, а из кармана ватника торчал пухлый газетный сверток. За Филей поспешал Мерзлявый, зябко спрятав кисти рук в рукава и по-бабьи держа их на животе. Нашлепка на подбородке потемнела, и издали казалось, что Мерзлявый отпустил себе испанскую бородку клинышком. А позади них широко шагал Илья в легонькой, не по сезону, летней кепочке.Филя вынул из кармана зажигалку, и в это время его догнал Илья. Они долго шли бок о бок и молчали. Лишь снег визжал под их ногами да позади сопел испанистый Мерзлявый. Филя невольно стал тянуть ногу, приноравливаясь к широкому шагу бывшего своего дружка.Илья покосился на зажигалку в Филиной руке, сунул папиросу в рот, демонстративно похлопал себя по карманам в поисках спичек, сплюнул табачинку и сказал угрюмо:— Дай-ка огоньку.Филя молча отмерил с пяток шагов и, не глядя на Илью, сердито сунул ему зажигалку. Илья высек огонь, дал прикурить Филе и сам прикурил. Они встретились глазами, оба враз пыхнули дымом в лицо друг другу.— Филь, ты уж того… не сердись, — попросил Илья и виновато кивнул на синяк.Филя почесал синяк с таким достоинством, будто это был шрам, полученный в славном бою.— Не то слово… — неуступчиво произнес он, отбирая зажигалку и пряча ее в карман.— Да брось ты! — миролюбиво сказал Илья.— Мы благородные, — передразнил Филя. — У нас чистая любовь! А Филя — хулиган, его можно и в рыло… — Он пырнул воздух кулаком. — А ты припомни, кто спор затеял? Кто? Молчишь?.. То-то!Илья смущенно пробормотал:— Ну, так получилось… Под горячую руку ты подвернулся. С кем не бывает?Филя снова почесал синяк — еще горделивей и неприступней прежнего.— Опять же Мерзлявому бороду нацепил и Длинномера в снег воткнул… Зачем авторитет парням подрываешь? Так нас скоро никто в поселке бояться не станет!— А зачем надо, чтобы нас боялись?— Ты меня не агитируй, хватит одного Сашки! — озлился Филя. — Черт с ним, с Длинномером: сегодня он с нами, а завтра его нету. Но мы-то с тобой вроде дружили, что ж ты боксом? — От обиды у Фили даже голос дрогнул. — Я же не набивался тебе в друзья, припомни…— Вот чудак! — притворно удивился Илья. — Ну ударь теперь ты меня, сквитаемся… На, бей!Илья стал боком и подставил Филе свою скулу. Филина рука сжалась было в кулак, но тут же и разжалась.— Ты что, баптист? — удивился Филя и пояснил с презреньем в голосе: — Влюбленных я не бью, пусть-сами погибают!.. А будешь еще на мне благородство свое показывать — двину. Не посмотрю, что ты сильней!Филя вытащил из кармана сверток, сорвал с него газету и протянул Илье пыжиковую его шапку:— Возьми свой головной прибор. Чужого мне не надо.Илья отодвинулся и потер озябшие уши.— Ты выиграл, ты и носи.— Опять благородство? — зло спросил Филя. — Испортила тебя Тоська! — Он обернулся через плечо: — Эй, Мерзлявый, ходи сюда!Мерзлявый затрусил к Филе, держа сомкнутые руки перед собой.— И чего ты все мерзнешь? — брезгливо спросил Филя, сорвал с парня паршивую его шапчонку с вытертым искусственным мехом и забросил на верхушку ближнего дерева, а взамен нахлобучил на голову своему соратнику пыжиковую шапку Ильи.— И чтоб больше не мерз у меня! — пригрозил Филя.Илья жадно курил и, сам того не замечая, любовался щедрым и сердитым Филей с подбитым глазом. Как ни крути, а мало кто в поселке был способен так запросто отказаться от дорогой шапки. Вот тебе и Филя-хулиган! Хоть Тося и ругает его, а толком в нем не разобралась: не так-то он прост, этот непутевый главарь поселковой ватаги. Кажется, Илья все-таки надеялся помириться с Тосей и все-все рассказать ей о Филе, с которым много у него было всякого — и хорошего и плохого…— Ты чего это? — подозрительно спросил Филя, перехватив подобревший от тайных мыслей взгляд Ильи. — Сначала… — он ткнул воздух кулаком. — А теперь подлизываешься? Знаю я вас, благородных! Иди к своей, звонила уже… Понавешали тут колоколов… Вот баптисты!..Филя подтолкнул Илью к вагончику и долго смотрел ему вслед.— А ведь был человеком! — подытожил он траурные свои мысли.— Обабился! — выслуживаясь перед Филей, подхватил Мерзлявый и поправил на голове неожиданную обновку.— Цыц! — гаркнул Филя, не давая никому ругать Илью, оставляя такое право лишь за собой одним.Он покосился на Мерзлявого, жалкого и в пыжиковой шапке:— Только тебе такие шапки и носить!Филя презрительно махнул рукой и поплелся к вагончику вслед за Ильей.Тося в вагончике, не щадя своих сил, внедряла гигиену.— Руки мойте, — поучала она лесорубов. — Для кого я воду грела?Илья добрых пять минут топтался возле умывальника и подошел наконец к раздаточному оконцу. По долгу службы Тося глянула на его покрасневшие от долгого мытья руки, налила в тарелку пахучего горохового супа и положила большой кусок мяса, чтобы подлый человек не думал, что она сводит с ним счеты и морит его голодом. Илья невесело усмехнулся, но от оконца не отошел. Пытаясь откупиться от него, Тося, явно обделяя кого-то из припозднившихся лесорубов белками и калориями, положила в Илюхину тарелку еще один кусок мяса — поменьше. Илья усмехнулся мрачней прежнего, но с места не сдвинулся.Он стоял возле оконца, к которому один за другим подходили лесорубы. Тося наливала им в тарелки суп, и они спешили к столам, с любопытством поглядывая на Илью, примерзшего к своему месту.Выждав время, когда возле оконца никого не было, Илья придвинулся к Тосе, откашлялся и сказал трудным голосом человека, не привыкшего извиняться:— Тось, слышь, прости ты меня…— Я тебя в упор не вижу, — отозвалась Тося, старательно глядя мимо Ильи и машинально помешивая ложкой в его тарелке.Илья тяжело вздохнул, поняв, что помириться с Тосей будет не так-то просто.— Да ты пойми, я же теперь совсем не такой!Тося презрительно хмыкнула, осуждая все его жалкие хитрости.— Этак ты банк обчистишь или человека укокошишь, а изловят тебя, субчика, запоешь: я тогда плохой был, а теперь хороший, отпустите меня на волю и дайте премию! Так, что ли, по-твоему?.. Это ящерица, когда ее прищемишь, хвост сбрасывает, а человек… он на всю жизнь один. И совесть у него одна, запасной не полагается.— Ох и трудно с тобой говорить!.. — пожаловался Илья.И Тося посоветовала ему:— А ты не говори, не больно-то нуждаюсь! — и тут же повернулась к Илье спиной и занялась какими-то срочными поварскими делами.В вагончик вбежала Катя, напилась воды из бачка, запертого амбарным замком, и закашляла, напоминая Тосе о давнем их уговоре. Тося сердито махнула рукой, прося подругу зря не надрывать горло.К оконцу подошел Филя.— Руки помой, — накинулась было на него Тося, глянула на синяк и спросила с виноватинкой в голосе: — Филь, больно?— Не твоя печаль, — с достоинством ответил Филя. — в котел лучше смотри… — Он запустил ложку в тарелку, пошлепал губами. — Опять пересолено. Хуже нет, когда повар влюбленный!Филя ушел с тарелкой в самый дальний угол вагончика и сел лицом к стене, чтобы не видеть, как лучшие люди лесопункта унижаются перед воронежской кнопкой. И кто ее просил сюда приезжать? Жили без нее тихо-мирно, — так нет, заявилась и рассорила старинных друзей…— Не обращай на него вниманья, не в себе человек, — заступился Илья за нелюдимого Филю и снова придвинулся к оконцу. — Тось, забудь ты про этот спор… Мне теперь самому смешно вспомнить.Тося вся подобралась, как кошка перед прыжком. — Смешно?— Ну… противно.— Противно?..— Ну, совестно… Не придирайся ты к словам. Лучше испытай меня, если не веришь.— Ты что, трактор, чтобы тебя испытывать? Никогда я тебя не прощу, спорщик ты… Бабник! — припомнила Тося все прежние свои обиды. — Ненавижу тебя, не-на-ви-жу!— Красивая ты сейчас… — с болью в голосе сказал Илья и отошел от оконца.— Ну да? — опешила Тося, растерянно посмотрела в спину Илье и перевела глаза на нетронутую тарелку с супом.Илья толкнул плечом дверь и вышел из вагончика, позабыв про обед. Крупная слеза выкатилась из несознательного Тосиного глаза и шлепнулась в Илюхину тарелку — как раз посередине между большим и маленьким кусками мяса. Завидев спешащую к ней Катю, Тося схватила луковицу и стала чистить ее, чтобы оправдать непростительные свои слезы. Катя сунула любопытную голову в оконце и с чувством произнесла:— Не плачь, Кисличка! Правильно сделала, что прогнала его. Я снова горжусь тобой… За весь женский пол!— Да ну тебя! — отмахнулась Тося. — Стану я из-за него плакать… Вот еще выдумала! Просто лук сильный попался. Должно быть… из совхоза.— Из совхоза? — удивилась Катя.— Ну да, совхозный лук посильней колхозного слезу гонит. Это все повара знают…Слеза капнула Тосе на руку. Не вынеся горючей ее тяжести, Тося выронила луковицу, ткнулась мокрым лицом Кате в плечо и пожаловалась:— И чего я плачу? Ведь ничуть мне его, ирода, не жалко-о!..В столовую ввалилась новая партия лесорубов.— Скоро там? — недовольно спросил маленький тракторист Семечкин. — Так и обеденный перерыв пройдет!И как всегда, когда Тося была слабой и не возносилась над другими девчатами, верная Катя поспешила ей на помощь. Она заслонила собой оконце, не давая никому заглянуть в кухоньку.— Сейчас, сейчас! Минуту терпенья: авария с поваром.</blockquote>